На Ельнинской земле | страница 85
Однако, чтобы вставить в стихи слово соната, необходимо знать, что оно значит. А я не знал, и спросить было не у кого.
Дело происходило зимою, вечером. Я сидел в хате и мучительно думал: что же такое может плакать за окошком зимним вечером?.. И вдруг меня осенило: да это же вьюга!.. Конечно, вьюга! Пишут же поэты, что вьюга плачет и стонет. А тут вьюгу для большей поэтичности назвали сонатой. Назвали точно так же, как красивую девушку называют Венерой.
Обрадованный, я вырвал из школьной тетрадки листок и при свете лучины написал следующие строки:
Вскоре я понял свою оплошность и едва не расплакался от огорчения, что, погнавшись за красивым и непонятным словом, написал такую несуразицу. И тогда же я дал себе зарок никогда не пользоваться непонятными словами, какими бы привлекательными они ни казались. (Правда, нелепые строки выходили из-под моего пера еще не один раз, но это уже по совсем другим причинам.) Даже темы для своих стихов я стал брать другие — более близкие и знакомые мне, «деревенские».
НЕРАЗЛУЧНАЯ ТРОИЦА
Осень кончилась, наступила зима. В школе давно уже шли занятия, а я вынужден был сидеть дома, не надеясь, пожалуй, уже ни на что. Между тем меня неудержимо тянуло в школу. Мне хотелось хотя бы только побывать в тех стенах, в которых я еще не так давно учился, хотелось хоть мимоходом увидеть свою учительницу. И, не в силах сдержать себя, я довольно часто направлялся туда. Ходил я обычно вечером, когда занятия в школе уже прекращались, заходил с черного хода и подолгу сидел на кухне, разговаривая со сторожихой. Иногда на кухню заглядывала учительница, и, если мне удавалось переброситься с ней несколькими словами, я был вполне удовлетворен.
Однако ходить в школу просто так, без надобности, без всякого повода, было неудобно, и я хорошо понимал это. Поэтому очень обрадовался, что вскоре такой повод появился: в школу в качестве сторожа поступил Николай Афонский; вместе с ним мы и учились, вместе сдавали и выпускные экзамены, но он был на четыре года старше меня.