пришло гораздо позже. А тогда я не знал, что это такое.
После чтения стихов дочь земского начальника Мария Михайловна повела меня и моего друга в библиотеку. Библиотека помещалась в небольшой комнате, расположенной на втором этаже. Книг было, как я представляю сейчас, не так уж много, но тогда мне показалось, что их не только перечитать, но и пересчитать нельзя: они занимали полки двух или трех шкафов, лежали на окнах, на столе, даже на полу. Такое количество книг, собранных в одном месте, я увидел впервые.
Библиотека не принадлежала лично владельцу усадьбы. Это была земская библиотека, пользоваться которой имели право все жители данной местности. Но вряд ли кто-либо из крестьян или даже учителей пользовался ею: никто не решился бы пойти в дом к земскому начальнику, чтобы взять книгу.
Мария Михайловна, обходившаяся с нами очень ласково, спросила у меня, что я хочу взять.
Я ответил, что хотел бы взять стихи Некрасова.
Она открыла шкаф, достала и передала мне увесистый том:
— Вот Некрасов…
В то время у меня была своего рода мечта. Я писал стихи, но мне казалось, что пишу я как-то не так, что для того, чтобы писать по-настоящему, надо знать, как это делали другие поэты; надо знать и то, как они жили, ибо я думал, что жили они как-то особенно, необыкновенно и что без познания этой необыкновенности нельзя научиться писать хорошие стихи. Я придавал тогда значение даже почерку того или иного поэта. Увидев образцы очень неразборчивого почерка Некрасова, я решил, что и мне надо писать неразборчиво, писать так, чтобы трудно было прочесть. Словом, я думал, что для писания стихов есть какой-то секрет и что этот секрет откроется лишь тогда, когда дознаешься, как жили, как писали, как вели себя другие поэты.
Вот почему я попросил Марию Михайловну дать мне в дополнение к стихам Некрасова еще одну книгу — книгу, в которой бы рассказывалось о писателях.
Такая книга в библиотеке нашлась. Я не помню ее названия, но помню, что в ней были собраны биографии писателей-классиков.
Ну вот теперь я уж все пойму, все буду знать, подумал я, получив в руки книгу. Однако очень скоро я разочаровался в ней. Там, по моим соображениям, говорилось не о том, о чем нужно. Ну рассказывалось, кто и где родился, где учился, что написал и т. п. А о главном-то — как писать стихи — ни в одной биографии не сказано…
После путешествия в Арнишицы, после того как я выложил на стол целых три рубля, мои домашние по-другому стали относиться к моим стихам. Правда, они и раньше не препятствовали мне писать. Ну а тут уж как бы и поощрять начали.
