На Ельнинской земле | страница 44
Война шла еще только два дня, а в Смоленске уже появились беженцы, а над Смоленском — фашистские самолеты…
Уехать в Москву мне удалось только утром, да и то лишь потому, что железнодорожное начальство распорядилось прицепить к одному из поездов три вагона.
До самой Москвы я ехал стоя.
Так я навсегда простился со своей деревней Глотовкой, с той, которую я знал до войны, так я простился с отчим домом.
Летом 1944 года вместе с ныне покойным секретарем Смоленского обкома КПСС Дмитрием Михайловичем Поповым я все же вновь попал в свою Глотовку — вернее, не в Глотовку, а лишь на то место, где она когда-то стояла. Немцы дотла сожгли ее. Не нашел я и своей хаты. На том месте, где она находилась, где находился и наш двор, разросся чудовищной силы бурьян, и в этом бурьяне валялась заржавленная разбитая немецкая автомашина… В родной деревне я вдруг оказался как бы совсем чужим, посторонним, нездешним…
И именно там и именно тогда зародилось стихотворение:
В СЕЛЬСКОЙ ШКОЛЕ И ПОСЛЕ НЕЕ
В новом учебном году к нам приехала вторая учительница — совсем еще молодая, только что окончившая гимназию в городе Ельне, — Александра Васильевна Тарбаева.
Для школы было нанято еще одно помещение — крестьянская изба — все в том же селе Оселье.
Александра Васильевна вела первый класс, а Екатерина Сергеевна занималась со своими прежними учениками, то есть вела второй и третий классы.
В нашем третьем классе вместе со мной было, кажется, человек девять или десять: кроме уже знакомых мне, поступили два новичка, два эстонских мальчика, которые почти совершенно не знали русского языка. Это были дети переселенцев из Эстонии (тогда это была Эстляндская губерния, входившая в состав Российской империи), недавно переехавших в нашу местность, купивших небольшой участок земли и наскоро построившихся. Всего переселилось пять семей. До этого они у себя на родине по многу лет батрачили у кулаков, скопили немного денег и решили завести собственные хозяйства.