И отец и мать, конечно, очень радовались, что их сын вышел в люди, что он занимает такое завидное место.
Однако скоро все пошло прахом.
Началось с женитьбы Павла. В жены ему попалась женщина вздорная и ленивая. Звали ее Матреша. И хотя она пришла из такой же крестьянской семьи, как и наша, но работать по крестьянству уже не хотела, считая, очевидно, что жене помощника волостного писаря черная работа не к лицу. Она сразу же стала подбивать Павла уйти из отцовского дома.
Павел противился, не хотел покидать семью, но Матреша упорно стояла на своем. Начались ссоры.
Дело кончилось тем, что Матреша, прожив у нас лишь месяц или два, ушла к своей матери в деревню Чащи, откуда она была родом, а Павел написал прошение земскому начальнику, прося, чтобы тот перевел его в другую волость — подальше от жены.
Вместо того чтобы перевести Павла в другую волость, земский начальник назначил его письмоводителем в свою канцелярию, которая находилась в его же, земского начальника, имении — в селе Арнишицы.
Все снова пошло по-хорошему. Павел продолжал помогать семье, отдавая все, что он мог выделить из своего небольшого заработка. Сам он тоже часто приходил домой в Глотовку: отпросится на полдня, на день и придет.
Но так продолжалось недолго — всего несколько месяцев. В Арнишицы к Павлу переехала Матреша, с которой он помирился. Павел сразу же перестал бывать дома, перестал давать деньги.
И вот однажды, когда пришлось совсем туго, отец отважился пойти к земскому начальнику и попросить хотя бы три рубля или пятерку из жалованья своего сына.
Земский начальник Михаил Павлович Яновский слыл человеком суровым, недобрым, даже жестоким. И все его очень боялись. Разговаривать с мужиками он не любил, да и вряд ли кто из мужиков ходил к нему. Но тут уж такое положение, что надо идти — деваться больше некуда. И отец пошел.
Впоследствии он так рассказывал о своей встрече с Яновским:
— Пришел я утром. Стою около ограды, жду — может быть, пройдет мимо. Зайти за ограду, спросить у кого-нибудь — боюсь… Долго мне так пришлось стоять — может, два часа, может, три. Наконец вижу — идет по дорожке. Я снял шапку, жду, пока ближе подойдет. Заметил он меня, спрашивает: «Тебе чего надо?» — «Так и так, говорю, ваше высокоблагородие, я отец Павла Исаковского. Пришел к вашей милости попросить, не дадите ли хоть пятерку из его жалованья, а то совсем плохо приходится…» Я думал, прогонит он меня, не станет и разговаривать. Но почему-то в то утро он добрым был и ничего… не стал прогонять. А на мои слова ответил: «Пропал, говорит, твой Павел, совсем пропал…» И потом рассказал он мне, что все началось с приезда Матреши. Такие скандалы устраивает она Павлу, что хоть уши затыкай… Чтобы легче было жить Павлу, земский начальник сделал Матрешу экономкой. Но работать она не хотела, барыней себя считала. Чуть что не по ней, раскричится, выбежит на площадь перед домом, повалится на землю и кричит благим матом. А Павел испугается, схватит ведро с водой и бежит отливать ее… Поглядел на это земский начальник раз, другой, третий. А потом вызвал Матрешу к себе и говорит ей: «Вот что, Матреша, если еще хоть раз повторится это безобразие, то я не позволю Павлу отливать тебя водой, а сам приду и буду отливать тебя ременной плеткой…» После этого, сказал земский, валяться и кричать перед домом она перестала. Но Павла в покое не оставляет, просто изводит его… Рассказав мне про все это, Яновский вынул из кармана золотую пятерку, дал мне и говорит: «Вот тебе. Ступай!» С тем я и ушел. С Павлом не повидался, не поговорил — побоялся зайти в канцелярию…
