– Все в порядке? – спросил он.
– Не знаю, – ответила я. Он пристально взглянул на меня мельком, но допытываться не стал.
Лишь потом, проходя через лобби отеля «Интерконтиненталь» после обеда – в отель нас отвез наш водитель, невозмутимый детина с квадратной головой – Джо сказал:
– Я вижу, тебя что-то страшно бесит в этой поездке; не может это подождать до Нью-Йорка?
– Не думаю, – ответила я.
– Ах так? Я-то думал, ты хотела поехать в Финляндию.
– Хотела.
– И?
– А ты как думаешь? – ответила я. – Все это для меня слишком. И я не понимаю, Джо, почему ты удивляешься. Но дело не только в поездке. А во всем.
– О, прекрасно. Рад слышать, Джоан. Значит, дело во всем. Теперь я знаю, что уже ничего не смогу исправить. Ведь придется изменить целый мир. Пока мы здесь, в Финляндии, мне придется, видимо, вспомнить все годы наших отношений и все, что тебя годами бесило. Все горячие точки брака Каслманов.
– Что-то вроде того, – пробормотала я.
Тут его окликнули:
– Джо!
Мы обернулись. На диване в лобби сидел Натаниэль Боун, литературный критик. Боун присутствовал в нашей жизни уже много лет. Ему было около сорока; худой, как подросток, копна длинных каштановых волос, очки в розовой оправе, придававшие ему сходство с женоподобным хомяком. Я не слышала, что он тоже должен был приехать в Хельсинки, хотя удивляться, пожалуй, было нечему; за эти годы он часто появлялся в тех же местах, где и мы. Я никогда не доверяла Натаниэлю Боуну: с тех самых пор, как познакомилась с ним у нас дома в Уэзермилле десять лет назад.
В тот день он приехал из Нью-Йорка, надеясь втереться в доверие Джо и рассчитывая, что тот окажет ему честь и разрешит стать его официальным биографом. Биографы, как официальные, так и неофициальные, должны были проводить со своими подопечными много часов, если, конечно, эти подопечные были живы и изъявляли желание с ними общаться; если же нет, биографам приходилось подолгу просиживать на чердаках и рыскать в ящиках древних покосившихся секретеров, просматривать старые письма и дневники. Но официальный биограф – он как свинья, попавшая в рай: он счастлив, он злорадствует, катается в помоях, потому что, в отличие от своих неавторизованных коллег, может показать свои находки всему миру вместо того, чтобы робко намекать, предполагать, гадать, где правда, а где домыслы, не предоставляя никаких доказательств.
Натаниэль Боун впервые написал Джо, еще когда учился в колледже, и не сомневался, что при личной встрече ему удастся его очаровать, поскольку с момента своего рождения он, похоже, очаровывал всех, кто встречался ему на пути, и в этом они с Джо были схожи. Боун родился в богатой семье из Калифорнии; родители были психиатрами, учился он в Йеле, и там очаровал завкафедрой английского до такой степени, что ему разрешили написать экспериментальную диссертацию, в которой сочетались элементы истории, биографии и вымысла. Именно эта работа после Йеля стала его пропуском в редакции различных журналов. Боун писал биографические очерки, книжные обзоры, комментарии на различные темы от высокой культуры до низкой; он был из тех, кто мог в одном абзаце упомянуть Жака Лакана и Джорджа Джетсона
