Как Джо, Дэвид был красив: смуглый, с большой головой и черными кудрями. Джо был в восторге от нашего умного мальчика; когда в школе сказали, что Дэвид – гений, он пришел в экстаз. Когда Дэвид был маленьким, Джо часто водил его по барам, хотя я этого не знала, и мальчик играл в машинки у ног отца на полу, посыпанном опилками [12]. Знаменитые писатели и их прихлебатели наклонялись и трепали малыша по головке; тот даже не замечал их прикосновений, а если и замечал, не воспринимал их как ласку и никогда той же лаской не отвечал. Он жил с нами, делал уроки невероятно быстро и почти без ошибок, ходил в походы с Джо и его друзьями, но я никогда не чувствовала от него тепла. Его сестры всегда походили на маленьких щеночков, стремились угодить, секретничали со мной про подружек и часами мастерили открытки отцу ко Дню святого Валентина, но Дэвид был более холодным и отстраненным, и радости от него мне было меньше.
Давным-давно мы консультировались с психиатром, и тот велел не делать из мухи слона. «Блестящий ребенок», – сказал он; видимо, ему никогда не попадались дети с таким высоким IQ, как у Дэвида, и он решил, что ребенок с интеллектом Зуи Гласса [13] просто не может быть дефектным. Он точно не был аутистом, как сын одного нашего знакомого поэта, который бродил по дому и повторял фрагменты фраз из рекламных роликов. «Рис и макароны, лучше в мире нет!» – напевал он своим высоким ангельским голоском.
Все твердили, что Дэвид – удивительный ребенок, и нам надо просто оставить его в покое. Джо настаивал, чтобы мы предоставили Дэвиду больше самостоятельности, видимо, воображая, что обретя свободу, тот будет целыми днями изобретать, решать задачи, сочинять и мечтать. Вместо этого он врезал по яйцам однокласснику, опрокинул стол в столовой и вздумал издеваться над учительницей, сказав, что у нее усы как у Гитлера и ее никто никогда не полюбит. Та решила, что это правда, и от расстройства взяла больничный на неделю.
Его отправили в школу-интернат для умных проблемных детей – одну из тех, где повсюду можно было поваляться на подушках, учеников сажали в круг, чтобы те поделились своими эмоциями, а психотерапевтов было больше, чем учителей. Там Дэвид вел себя тише воды, ниже травы, закончил школу первым в классе и каким-то чудом поступил в Уэслианский университет – Джо потянул за ниточки и что-то им пообещал. Но его не хватило и на четыре семестра; на втором курсе в Нью-Йорке, во время весенних каникул, в баре в Ист-Виллидж он угрожал человеку канцелярским ножом, и его посадили. Когда мы пришли его навестить и говорили через стекло в переговорной, Дэвид нервничал, казался возбужденным и стыдился, что родители пришли к нему в тюрьму. Джо спросил, как его угораздило, а Дэвид решил, что он на самом деле имеет в виду «как тебя угораздило поступить так
