А вот Дэвид, напротив, был глубоко увлечен литературой; книги поглощали его настолько, что в детстве прочитанная перед сном книга могла вызвать у него страшные кошмары, и он просыпался в ужасе и кричал. Он никогда не говорил со мной о работе Джо напрямую, но в конце концов правда все равно выплыла наружу. Это случилось тем вечером, когда я была на встрече книжного клуба у Лоис Акерман. О этот кошмарный вечер! Мы сидели и беззаботно обсуждали Генри Джеймса и его методы повествования, а тем временем в нашем доме Дэвид, который временно жил у нас, потому что его квартиру затопило, бесшумно спустился по лестнице в гостиную, где сидел Джо и слушал джаз. Он приставил к горлу Джо нож для мяса. Джо отпрянул.
– Не шевелись, жирный урод, – процедил Дэвид, стоявший у него за спиной.
– Дэвид, – еле слышно прошептал Джо, – что тебе нужно?
– Хочу, чтобы ты во всем признался, – сказал Дэвид.
Как гром среди ясного неба. Что стало причиной?
– И в чем же? Что я, по-твоему, такого сделал?
– Сам знаешь.
– Если я был не идеальным отцом, прошу меня простить.
– Что ты сделал с мамой, – прервал его Дэвид.
– С твоей мамой все в порядке. Она в книжном клубе.
– Ничего не в порядке, – возразил Дэвид. – Все эти годы она была твоей рабыней!
– Ой, ну хватит. Что ты несешь? Твоя мать счастлива.
– Ей кажется, что она счастлива. Ты запудрил ей мозги.
Тут Джо даже немного прослезился.
– Я люблю тебя, Дэвид, – сказал он. – Мы ходили в горы, помнишь? На гору Кардиган. Помнишь, тот ручей, где было много маленьких рыбок, сотни, и ты хотел, чтобы мы их все сосчитали? – Дэвида это не тронуло. – Знаешь что, – продолжал Джо: – давай прямо сейчас позвоним маме на ее книжное собрание и попросим приехать, ладно?
– Ладно, – ответил Дэвид.
Они позвонили Лоис Акерман, и хотя я не знала, в чем дело, я очень встревожилась и помчалась домой. Скоро я была уже дома; Джо и Дэвид мерили шагами гостиную и смотрели друг друга со взаимным недоверием; Дэвид по-прежнему держал в руках нож для мяса, хотя Джо он отпустил. Джо же играл роль славного папочки, беспомощного тюфяка, мягкотелого и добродушного.
– Дорогой, что случилось? – спросила я Дэвида. Тот покрылся болезненной испариной; мальчик, которого мы когда-то отвозили в Уэслианский университет на фургоне, полном вещей; там был и чемодан, и большие простыни, и мини-холодильник, где, я думала, он будет хранить колу, пиво, арахисовое масло и прочее, что едят мальчики, но тот так и стоял пустым с распахнутой дверью, как взломанный сейф.
