Первую книгу он посвятил мне. «Джоан, моей удивительной музе», – напечатал он на титульном листе, хотя я потом шутки ради добавила в конце: «Джоан, моей удивительной музе, от Джоан». Ему это показалось несмешным, и он порвал страницу, словно избавляясь от улики.
Через несколько месяцев, когда рукопись шла в работу, я отходила в сторонку; Джо сам просматривал финальные правки с красным карандашом. Он делал это с удовольствием, обложившись листами с текстом и поставив пластинку Моцарта; он так же с удовольствием обсуждал надпись на суперобложке. Что-что, а надпись на суперобложке Джо мог сочинить; он идеально подходил на роль автора краткого содержания.
Сначала я всегда первой бросалась читать все рецензии, а потом передавала ему. Мы улюлюкали от счастья и визжали от удовольствия. Наши друзья радовались за Джо, хотя Лора Зонненгард, кажется, что-то заподозрила.
– Ты же помогаешь ему писать, да? – спросила она.
– Ну, в каком-то роде, наверно, да, – ответила я. – Я стараюсь его поддерживать. А что?
– Просто эти книги совсем на него не похожи, – призналась она. – Они такие… вдумчивые, что ли. Не хочу никого обидеть, ты же знаешь, Джо мне очень нравится.
И наши дети подозревали, каждый по-своему. Девочки больше помалкивали, хотя Элис иногда озвучивала свои тревоги.
– Мам, ты как будто делаешь за него всю работу, – сказала она однажды, когда ей было лет шестнадцать.
– Я просто редактирую, Элис, – спокойно ответила я.
– Да ладно, мам, не ври. Знаешь же, меня не обманешь. Мой детектор лжи уже сигналит красными лампочками. Вранье! Вранье! Вранье!
В ее возрасте она уже переросла подростковую зацикленность на себе и начала замечать происходящее вокруг; вместе с тем в ее возрасте все, что непосредственно не касалось ее и ее друзей, вызывало у нее лишь поверхностный интерес.
– Мне кажется, ты берешь на себя всю тяжелую работу, мам, – продолжала она. – А он только сидит, стрижет ногти и ест свой зефир.
Я зашлась притворным смехом.
– Что за странная мысль, – сказала я. – Я делаю всю работу за вашего отца? Зачем? Кто вообще на такое пойдет?
Она взглянула на меня и пожала плечами.
– Ты.
– И зачем мне это?
– Понятия не имею, – ответила она.
– Что ж, дорогая моя, это неправда, – ответила я. – Твой отец очень талантлив.
А вот Сюзанне, похоже, было все равно; она вообще не интересовалась отцовскими книгами, и если бы их написали двенадцать обезьянок со степенью магистра с курсов писательского мастерства Айовы, она бы и бровью не повела. Сюзанна не вмешивалась, поздравляла его, когда книги выходили, но к конкретным романам редко проявляла интерес. Я даже думаю, она их не читала, хотя делала вид, что читала.
