До прихода гостей Минна говорила мужу:
— Жена Рюдигера очень уж интеллигентная. Не знаю, о чем с ней и говорить. Ведь такие рассуждают о вещах, в которых я не разбираюсь.
И вот она с ней уже на «ты», как это принято среди жен горняков.
— А святоши выбьют из нее живу душу.
— Но ты ведь можешь подать еще одно прошение.
Они так увлеклись беседой, что и не заметили, как разошелся Юле Гаммер.
Между тем Юле выгрузил содержимое корзины на стол. Он угощал компанию своей смородиновой настойкой, славившейся на всю округу.
— Давайте стаканы! Моя настойка получше малаги! — утверждал он. — Выпьем, пока холодное, товарищи.
— Ты, Юле, грешник и соблазнитель, — сказал Рюдигер, отведав глоток.
Юле принялся петь уже после третьего стакана. Шелковый абажур с зелеными бисерными подвесками на лампе слегка заколебался. Кулаки Юле с такой силой отбивали такт, что стол трещал. Юле чувствовал себя у Брозовских как дома. Здесь, в этой самой комнате, вскоре после войны, когда Юле возвратился из английского плена, за два дня до свадьбы, Брозовский принял его в партию.
— «Проклятьем заклейменный», — уверяю тебя, Фридрих, это понимают все. Во всем мире. Это — как пароль. С этим ты пройдешь через весь Советский Союз, уверяю тебя, — убеждал он Рюдигера, который сокрушался из-за незнания русского языка. Юле пел «Интернационал» так, что стекла дребезжали.
— Если тебе и в самом деле удастся попасть в Кривой Рог, расспрашивай обо всем, товарищ Рюдигер, ничего не забудь. Но прежде всего узнай, как у них живет молодежь. Везет же тебе, — в Советский Союз!..
Лицо Пауля Дитриха раскраснелось, глаза сверкали, но не от вина, — к неудовольствию Юле, он только пригубил его. Он весь пылал от восторга. Жена Юле, у которого Пауль вот уже несколько недель жил в квартирантах, сказала ему:
— Постарайся, чтобы хоть один остался трезвым. Моего Голиафа ведь не удержишь.
— Не будь слюнтяем, допей стакан, — потребовал Юле. — Русские горняки тоже пьют, когда у них праздник. А у нас разве не праздник, друзья?
— Почему бы ему и не попасть в Кривой Рог? Ведь делегация-то горняцкая? Значит, и едет к горнякам, — рассуждал вслух Брозовский. — Слишком глупо было бы Рюдигеру встречаться только с крестьянами или, скажем, моряками. Да так и не делают. На шахте имени Феликса Дзержинского ты найдешь своего брата шахтера, Фридрих. Нет, там тебе надо побывать непременно, — говорил он.
Рюдигер пожал плечами. Он был сегодня оживленнее и веселее, чем обычно. Уши его горели.
