Во время путча, в двадцать первом, полиция перерыла весь дом Брозовских. Потом они засадили его в Лихтенбург. Вот что он получил, дурак. Бинерт не любил вспоминать о том, что полицейские не обошли и его дом. И один подвыпивший громила даже сильно двинул его прикладом по спине. Тут старуха права. Им досталось только потому, что они жили по соседству с этим негодяем. И почему полиция не делала никаких различий между ними? Это и по сей день оставалось загадкой для Бинерта. Старого Келльнера они избили только за то, что он потребовал от них человеческого обращения. А этот Брозовский, много ли было проку от того, что он драл глотку за других? Одни неприятности. Бинерт похолодел. До него вдруг дошло, что Брозовский делал это не для себя. «Чепуха! Брозовский — одержимый, он без смуты просто жить не может, — подумал он. — Идиот, ведь из-за этого он даже лишился такой хорошей должности, как механик насосной! Разве он может быть прав?»
— Ты тоже скоро образумишься. В твои годы вроде бы пора, — сказал Бинерт. — Глупой башкой стену не прошибешь. Рабочий должен приспосабливаться. Мы не хозяева и никогда ими не станем. Знай сверчок свой шесток…
— Каждый в отдельности — и вправду слаб. Впрочем, у каждого своя голова на плечах. А у иного к ней и рога в придачу.
Эх, была бы под рукой палка! Брозовского часто одолевал соблазн выбить из Бинерта его тупость. Тысячи раз сцеплялись они — возле дома, в душевой, по дороге на шахту. Иногда ему казалось, что Бинерт начинает кое-что кумекать, — например, в тот раз, когда в шахте произошло несчастье с его сыном и он умер лишь потому, что не пришла карета «скорой помощи». Брозовский помог тащить носилки в больницу — за целый километр от шахты. Но потом Бинерт опять перекинулся. Во время президентских выборов он голосовал за Гинденбурга, но когда был плебисцит и дело касалось денег и претензий князей, то он оказался опять на стороне рабочих. В тот раз он даже повздорил с женой, которая вместе с монархистами из Общества королевы Луизы поддерживала династию и престол. Нет, дарить миллионы дезертировавшим монархам он не желал. И вот уже много лет Брозовский избегал Бинерта. Говорить с ним — что толочь воду в ступе…
Улица круто поворачивала к шахте. Высокий копер Вицтумской шахты был виден на много миль вокруг, стальные конструкции гордо, как символ, высились над отвалом. Колеса подъемника вертелись с такой скоростью, что казалось, остановись они — спицы непременно вылетят из своих гнезд.
