— Да… Шахт — это вам не шахта, — заметил он многозначительно, когда яркий свет залил нишу. — Пора начинать…
Все уселись на землю, плотно придвинувшись друг к другу. Брозовский приподнял каску и, словно из ящика письменного стола, вынул из нее сложенные листы бумаги.
Фридрих Рюдигер сидел напротив и пристально глядел на него. Прежде чем Брозовский снова нахлобучил каску, тот успел заметить множество рубцов на его голове, просвечивающих сквозь редкие волосы. Никогда раньше они так не бросались в глаза. «Да, досталось ему на Сомме. Словно гвоздей набили», — подумал Рюдигер. Он знал — под этим угловатым черепом скрывался ясный ум. Шея была несколько коротковата, светлые, серо-стальные глаза оживляли смуглое лицо.
Когда Брозовский начал читать, все затаили дыхание. Даже старались не кашлять, чтобы не пропустить ни единого слова. Им виделось гораздо больше того, что было написано в письме. Перед ними предстала вся их жизнь. Время от времени кто-нибудь тяжело вздыхал, тогда сосед толкал его в бок и жестом требовал тишины.
Генрих Вендт совсем ушел в себя. Он сидел рядом с Брозовский, уронив голову на грудь и полуоткрыв рот. Он знал Брозовского с первых дней шахтерской жизни, их биографии были почти одинаковы. Разница только в том, что Отто не владел левой рукой, а Генрих заработал в шахте силикоз. Оба стали полуинвалидами. Но Генрих знал: все, что написал Брозовский, было им глубоко продумано. Иначе и быть не могло. В этом Брозовский превосходил его. Когда кто-нибудь из товарищей не мог найти выхода из трудного положения, он шел к Брозовскому. Отто думал и находил нужный совет. При этом каждому потом казалось, будто решение нашел он сам. Генрих знал это по собственному опыту. Однажды Брозовский несколько дней вместе с ним бился над его вопросом, и в конце концов не он, а Генрих Вендт хлопнул себя по лбу: «Стоп! Нашел!»
А уж письмо так написал, что лучше некуда! И откуда что берется? Генрих весь напрягся, пытаясь подавить сухой кашель, но это ему не удалось, и сосед постучал его по спине.
«Отдают ли они себе отчет в том, что мысли Брозовского непосредственно связаны с великими историческими событиями прошлого — со стремлениями, желаниями и надеждами их отцов еще во времена Томаса Мюнцера? — думал Фридрих Рюдигер. — Понимают ли, что помыслы Брозовского восходят к тому времени? Сознают ли Юле Гаммер, Генрих Вендт и сам Брозовский, что́ в них воплотилось?»
Рюдигер много читал. Он не упускал ни малейшей возможности пополнить свое образование. Его острый ум быстро все схватывал. Окончив профсоюзную и партийную школы, Рюдигер щедро передавал друзьям полученные знания.
