ценностями и вытекающими из них практиками, нежели те, с какими они связаны
сами по себе. Широко известным примером является «рыцарское» поведение, подразумевающее, помимо традиционных воинских доблестей, также и ряд моральных ограничений и требований вроде помощи униженным и оскорбленным, обязательной защиты справедливости и т. д. Между тем такое истолкование добродетели воинского сословия приобрели в длительном процессе христианского «перевоспитания» предшественников средневекового рыцарства. Сходным образом трудолюбие в ряду многих буржуазных добродетелей приобретает исключительную моральную ценность потому, что поднимается на пьедестал протестантизмом, а затем «светскими религиями» Нового времени – либерализмом и социализмом. В обоих случаях, как видим, добродетели начинают светить отраженным светом – будь то свет христианского спасения души или же свет трансцендентного будущего, в котором завершится человеческая предыстория и начнется, как полагал Маркс, истинная история человечества.
Очевидно, что в позднем СССР со многими добродетелями дело обстояло примерно таким же образом. Героические добродетели изначально непосредственно ассоциировались с такими безусловно высокими целями, как защита дела мирового коммунизма во время революции и Гражданской войны. В конце концов коммунистический проект был проектом квазирелигиозным, призывавшим к исправлению несовершенного мира. «Победы большевиков, – пишет по этому поводу В. Шаров, – мы никогда не поймем без разлитой от края и до края страны веры в то, что <…> человек может <…> сам разобрать завалы и начать созидать мир новый <…>, что людей можно воспитать так, что все они будут настоящими гениями. <…> В полное и максимально благоприятное для человека изменение климата <…>. В то, что в грядущих войнах кровь человека проливаться не будет»137. От этого хилиазма, от веры, «что мы идем туда, куда и должно идти», остался энтузиазм и прилив жизненных сил первых лет советской власти138. Удивительно ли, что даже отблеск этой веры, брошенный на героическую этику, придавал ей привлекательность большую, чем она того заслуживала? Мы уже не говорим отдельно ни о Великой Отечественной войне139, которая еще больше усилила этот отблеск, ни о литературных героях вроде Айвенго или Робин Гуда, на чьих примерах во многом вырастали советские мальчишки и девчонки и чьи благородные цели трудно было оспорить.
Аналогично дело обстояло с добродетелями, необходимыми для личностного роста, самореализации, – ведь движение к коммунизму и замышлялось во имя человека и ради человека. И вот тут для позднего советского человека открывалось еще более широкое окно возможностей – хотя бы потому, что личностный рост, самосовершенствование, поиск смысла жизни и иные подобные занятия по определению с большим трудом поддаются регламентации.
