Ахматова в моем зеркале | страница 57
В руке она мнет вязаную шапочку, превратившуюся в шар. Тяжелый металлический шар.
Тем же поездом уезжают и другие друзья. Все «враги народа». Из ее глотки вырываются тысячи голосов, все беззвучные. Всегда, в самые трагические минуты ее жизни, что-то мешало вырваться спасительному плачу.
То оконное стекло разделило их миры.
Это был последний раз, когда они обменялись взглядами.
Пунин умер в Минлаге в 1953 году.
На перроне осталось мало людей. Среди них – Анна и я, две безмолвные, окаменевшие фигуры. Без слез, без всхлипываний, бесцветные. С угнездившейся в уголках глаз болью.
Рядом молодая женщина обращалась к своему маленькому сыну: «Папа нас очень любит. Он уехал в холодный край, но обязательно вернется. А пока мы приготовим много-много рисунков, чтобы он увидел их, когда вернется. Каждый день ты будешь рисовать ему цветными карандашами по одной картинке, у тебя это так здорово получается!»
Наконец и последний вагон исчез за горизонтом. Солнце спряталось в тучах. Солнце, которое умеет как сиять, так и лгать.
В Ташкенте, куда после гражданской войны в Греции советские власти определили на поселение и наших политэмигрантов, оказалась в эвакуации и Ахматова. На Востоке, с его совсем иными звуками, картинами и сильными ароматами, в каменном и далеком городе. Тяжелый, удушливый климат для северной натуры поэтессы. В этих местах все было другим. Даже солнце и луна.
Мое зеркало расцвело звездами. Отблесками восточного белого солнца. Спустился вечер. Анна сидит во внутреннем прохладном ташкентском дворике. Безусловно, есть очарование в экзотическом пейзаже, но что делает здесь она? Какая жестокая судьба осудила ее умываться собственными слезами на чужбине? «Защищенная» от опасностей войны, с душой, стремящейся на север, обреченная состариться до поры до времени. Где та воздушная фигура, которую рисовал Модильяни? Сегодняшняя Ахматова состарившаяся, полная женщина с навсегда поселившимся в ее сердце надрывом. Вдали от всего, что любила, от любимой литературы, от новостей о судьбе ее сосланного сына. Что за сюрреалистический переезд! И почему, вместе с женщинами и детьми, которых стремились спасти от пламени войны, надо было увозить и людей культуры? Высокий дух в банке вместе с золотыми рыбками далекого Востока? Дух в безопасности? Дух изолированный и обессиленный в те трудные часы…
Поэтесса бродила среди средневековых руин, под горячим синим восточным небом с белым, золотящим минареты солнцем и чувствовала, как громко стучит ее измученное ностальгией сердце. Короткая остановка в чайхане на чашку горячего чая. Другой мир. Вдали от ее любимых мостов, любимых лиц, по-прежнему бездомная…