Позднее, в 30-х годах, Илья Эренбург говорил с ней о Модильяни, с которым познакомился вскоре после нее. А вообще вся информация об Амедео доходила до России довольно путаной. Больше всего к этому приложил руку дешевый французский кинофильм «Монпарнас, 19». Сплошная горечь.
Анна узнала об аресте Николая Степановича, ее Коли, на похоронах Александра Блока в 1921 году. Гумилева арестовали как участника антисоветского заговора, обвиняя в том, что он о нем знал и не донес. Две недели спустя его расстреляли.
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то… Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
1939 г., Фонтанка
Все мы были там. На похоронах большого поэта, метавшегося между надеждой и отчаянием. Блок не успел уехать за границу, как ему рекомендовали врачи. О разрешении на его отъезд ходатайствовал и Горький. Разрешение пришло день спустя после смерти поэта.
Блок спокойно принял революцию, однако очень скоро отрекся от нее.
«Все звуки прекратились… Разве вы не слышите, что никаких звуков нет?»
Мы шли за гробом поэта по Смоленскому кладбищу. Кто-то рядом со мной прошептал соседу: «Представьте себе, когда Блока назвали большим поэтом, он сказал: “Нет, я не большой поэт. Большие поэты сгорают в своих стихах. Я же пью, печатаю стихи по пятьдесят копеек за серию и брожу ночами. То же, что делает и Гумилев, только он верит, что поступает правильно”. За мной шла женщина в черной вуали, по ее голосу я поняла, что она была очень близка с покойным. Женщина говорила своей подруге: «Блоку нравились женщины, похожие на героинь Достоевского, а не бледные барышни Тургенева. Настасья Филипповна затмевала их всех. Наверное, и Грушенька. Мещанка с ямочками на щеках».
И вдруг чей-то голос точно лезвием ножа разорвал ту немую, густую, бесцветную печаль, с которой один другому со слезами на глазах шептал секреты:
«Гумилева арестовали!»
Это лезвие, казалось, вошло в мою плоть, и кто-то жестоко поворачивал ее в открытой ране. Все вдруг закружилось вокруг меня в диком, безжалостном вихре. Я ухватилась за столб и точно окаменела. Что было потом, не помню.
«Запах тленья обморочно сладкий…»[11] Несколько дней спустя меня добило известие о его смерти. Я прочла заметку в стенной газете железнодорожного вокзала в Царском Селе. В то лето петербургский воздух был желтым из-за горящих вокруг города лесов. В небе кружились тучи воронья.
