Другая Анна: Последнее путешествие, должно быть, доставило вам немало волнений…
Анна: Когда я увидела узкие улочки левого берега Сены, тупики и лестницы, услышала шелест листвы деревьев, манящих своей сенью, то поверила, что все оставалось как прежде. Но это чувство быстро улетучилось. Кому я теперь была нужна? Кто теперь думал обо мне? Я вынуждена была признать, что путешествие положило конец иллюзиям.
Вдруг изображение Анны в зеркале помутнело. Я едва различала ее фигуру. Страх обуял меня. Мои путешествия, путешествия Анны, путешествия там, путешествия здесь, путешествия неизвестно куда… Что это? Путешествие или отъезд? Путешествие или возвращение?
«Я все думаю, куда ведут эти путешествия, Анна?» – спросила я, приблизив лицо вплотную к зеркальному стеклу, чтобы разглядеть хотя бы ее глаза.
«Думаю, в никуда», – услышала я издалека доносившийся голос, как будто откуда-то изнутри меня.
Я отошла от зеркала, вышла на веранду. Смеркалось. В квартирах дома напротив зажгли свет. Где-то далеко лаяла собака. Я продолжала разговаривать сама с собой, зная, что Анна слышит меня.
«В Париже я прожила около года, Анна. Уехала из Москвы с мужем. В Грецию мы не могли вернуться из-за хунты. Два молодых человека начали настоящую жизнь. Опять на чужой родине. Мне трудно восстановить картину того года. Все больше вспоминаются вопросы, которыми я тогда задавалась и ответы на которые не нахожу и по сей день. Наша жизнь разбилась вдребезги. Париж разбил ее. Единственное, что я отчетливо помню, – это съемная квартира с мебелью со следами жизни неизвестных людей, плачущего мужчину и меня у двери с чемоданом в руках. С того момента все в жизни потекло по иному пути: сплошные виражи и подъемы. Я вернулась в Грецию. И с тех пор не перестаю путешествовать, встречая “не людей, в лишь признаки того, чем были или будут эти люди”»[9].
Иногда темнота наступает внезапно. Будто невидимая рука поворачивает выключатель. Густой мрак, я его брала руками, рвала в клочья, как будто все вокруг меня было сделано из черной ваты. Как будто весь мир исчез. Ни проблеска света. Ни малейшего движения. Ни звука, только я одна-одинешенька, тоже часть этого мрака. Я свободна, но в то же время пленница. Не могу вырваться, куда-нибудь пойти. Да и нет смысла никуда идти, потому что везде одно и то же. Тем не менее я продолжала беззвучно говорить, потому что поняла, что весь этот мрак сделан из человеческих криков. Задушенных криков, зажатых криков, криков, которым не дали стать словом. И все-таки… Что-то пробивалось сквозь сплошную пелену мрака. Какая-то вибрация, какой-то ритм, биение какого-то вселенского пульса. Где-то билось сердце – мое, Анны, людей, Бога. Все мы – единое сердце, подумала я. Все. Вся Вселенная – одно сердце, которое годами, веками, от сотворения мира, старается превратить свое биение в слово и свет.
