Грязная тарелка стояла в мойке. Грязная чашка на столе, с засохшими остатками кофе. Кусок бутерброда с колбасой валялся недогрызеным объедком посреди стола, без блюдечка, без салфетки.
— Грязная стерва, — подумал Ересин. — Я еще хотел на ней жениться.
Что-то стукнуло ему в голову, и он зашел в ванну. Санузел был совмещенный, но зато большой. В ванне стоял тазик с замоченным бельем.
— Как я мог так ошибаться! Тут трусы тухнут уже черти сколько времени. Биолог. Это что — эксперимент? Внезапный роман? Что, забыла о женихе, за которого так мечтала выйти замуж? Позвонить-то она могла!
Он вышел из ванной, где с удовольствием опрокинул коробку для грязного белья.
Его взгляд остановился на компьютере. Все работало. Почтовый ящик был завален всяким спамом, но другого адреса он не знал.
— Ничего, ничего, ничего…
Он стоял посередине комнаты и был готов разнести все тут в мелкие клочья, лишь бы получить ответ, почему его так кинули, не объясняя, что и как. Внезапно заныло под ложечкой. Это было обычное его состояние, когда он злился. Еще в детстве, если его кто-то сильно обижал, он бежал к бабушке, и она угощала его чем-то вкусненьким. Непреодолимое желание увидеть бабушку, сейчас и немедленно, или съесть что-нибудь заставило его хлопнуть снова дверью. Он вышел из подъезда и посмотрел на машину. Она все так же стояла там, где он ее оставил.
— Куда теперь? — подумал Ересин. Буквы сложились сами в эту фразу, но ехать он и не собирался.
— Сука, прибавила мне проблем, — уже тише пробормотал он про себя и развернулся в противоположную сторону от своей машины. Он шел туда, куда вел его условный рефлекс детства.
В Макдоналдсе, в дух шагах от Марининого дома, он взял себе кофе, молочный коктейль и пирожок.
Эх, сейчас бы водки, ну да ничего, думал он про себя, сидя на открытой террасе и рассматривая толчею на другой стороне улицы.
— Итак, уехать без вещей она не могла. Раз, — попробовал разобраться он. — Разорвать помолвку и не забрать ключей — тоже. Нормальная так не сделала бы.
Мысль улетучивалась, он начинал отмахиваться от тополиного пуха и плевал им в свой же коктейль. Занявшись пухом, он забыл о пирожке, который сразу же облепили воробьи, нагло усевшиеся прямо к нему на столик.
— Ну и ну, что здесь за порядки! Это же птичий грипп!
Логической цепочки не получалось. Мысли путались. Злость проступала, как капли пота, высвечивая его лопатки на серой майке.
Одно было очевидно. Марины не было. Несколько раз у него мелькнула мысль, что она нарочно не берет трубку, избегает разговоров с ним.
