В моей руке — какое чудо! —
Твоя рука,
И на траве два изумруда —
Два светляка.
Это не противоречит вышесказанному. Фет взял ее за руку во время их совместной прогулки с Львом Николаевичем. До этого Толстой пообещал жене, что подарит ей изумрудные сережки. Но он был очень экономный муж во всем, что касалось «излишеств». И вот они шли втроем вечером по парку, и Толстой увидел на земле светлячков. Он поднял двух и поднес супруге на ладони. «Вот тебе, Сонечка, твои изумруды, чего еще лучше искать?»
Это была шутка, конечно, но в духе Толстого. А Фет тотчас сочинил этот стихотворный экспромт. Я обожаю этот эпизод: он точно характеризует и Фета, и Толстого, и Софью Андреевну, которая поняла шутку и была польщена стихами Фета. И вообще это красиво: красивая женщина в обществе двух гениев — прозы и поэзии.
Что вы думаете об этом?
К.Б./ Софья Андреевна была истинной женщиной, это точно. Даже в деревенскую жизнь она старалась привнести какой-то светский лоск, тонкую и изящную красоту. Вышивала на одежде, шила одеяльца, заказывала гардины, мастерила подушечки — то есть создавала «декор». На некоторых фотографиях можно разглядеть не только кринолины и шляпки «по моде», но и различные оборки, складочки, кружева на ее платьях. Но не безмерно, а именно со вкусом, чтобы и выглядело красиво, и не перегружало. У нее был отличный художественный вкус!
Ей, конечно, очень не хватало в ее обыденных заботах и деревенской жизни возможности «поблистать». Получить обратную связь от мира.
Это женщине очень важно! Софья Андреевна иногда фиксировала в дневниках это желание: «надо веселья, надо пустой болтовни, надо нарядов, надо нравиться, надо, чтобы говорили, что я красива», — но очень его стеснялась, считала пустым. Хотя это вполне естественные желания. Другие люди — это ведь зеркала для нас. А Софья Андреевна даже в пожилом возрасте умела понравиться и создать впечатление. Не «зачахла» в быту.
П.Б./ У нее к тому же был безукоризненный литературный вкус. Увы, это не отражалось в ее собственных художественных сочинениях, вроде повести «Чья вина?», но я могу и тут ошибаться: я знаю, что некоторым читательницам нравится эта повесть. Но вкус на чужие произведения, и особенно на произведения своего мужа, у нее был безукоризненный, хотя и несколько консервативный. То, что она высоко ценила «Детство», «Войну и мир», это мы знаем. Но как высоко она оценила повесть Толстого «Хозяин и работник»! Как она негодовала, что Толстой отдал эту повесть не ей (это был 1895 год, и она уже была его издательницей), а Любови Гуревич в журнал «Северный вестник». Как она рвала и метала по этому поводу в своем Дневнике! Конечно, тут и интерес издательницы, и даже ревность к Гуревич, которая была весьма привлекательной женщиной. Но при этом как точно она оценивает «Хозяина и работника» как литературный шедевр! Хотя, казалось бы, повесть и повесть — о том, как метель застигла ночью купца и его работника. И вот купец своим телом накрыл работника и спас его, а сам замерз. Сентиментальщина! Но это космическая вещь! Какое там описание ночной метели! А главное, в конце этой повести Толстой буквально показывает, как хозяин переходит из этого мира в Царство Небесное. То есть он реально описывает, как это происходит с человеком. Другого такого произведения в мировой литературе я не знаю. Умер и очнулся в раю (или в аду) — это есть. А вот сам пошаговый переход…
