ОНА:
Он мне гадок со своим народом…
У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно — у меня никакой, напротив…
Он тем дурной человек, что у него даже нет жалости, которую имеет всякий мало-мальски не злой человек ко всякому страдающему существу…
Любви нет, жизни нет…
Воротится хорошая погода, воротится здоровье, порядок будет и радость в хозяйстве, будет ребенок, воротится и физическое наслаждение, — гадко…
Иду на жертву к сыну…
А детей у него больше не будет…
Я брошена. Ни день, ни вечер, ни ночь. Я — удовлетворение, я — нянька, я — привычная мебель, я — женщина.
ОН:
Работать не могу. Нынче была сцена. Мне грустно было, что у нас всё, как у других. Сказал ей, она оскорбила меня в моем чувстве к ней, я заплакал…
Мне становится тяжела эта праздность. Я себя не могу уважать… Мне всё досадно и на мою жизнь, и даже на нее. Необходимо работать…
Я очень был недоволен ей, сравнивал ее с другими, чуть не раскаивался, но знал, что это временно, и выжидал, и прошло…
Таня — чувственность…
С утра платье. Она вызывала меня на то, чтоб сказать против, я и был против, я сказал — слезы, пошлые объяснения… Мы замазали кое-как. Я всегда собой недоволен в этих случаях, особенно поцелуями, это ложная замазка… За обедом замазка соскочила, слезы, истерика…
Ее характер портится с каждым днем… Я пересмотрел ее дневник — затаенная злоба на меня дышит из-под слов нежности…
С утра я прихожу счастливый (после прогулки. — П. Б.), веселый, и вижу графиню, которая гневается и которой девка Душка расчесывает волосики… и я, как ошпаренный, боюсь всего и вижу, что только там, где я один, мне хорошо и поэтично.
Уже 1 ночи, а я не могу спать, еще меньше идти спать в ее комнату с тем чувством, которое давит меня, а она постонет, когда ее слышат, а теперь спокойно храпит.
И тут у меня возникает вопрос: это нужно было делать? Нужно было давать это читать друг другу? Или между мужем и женой все-таки должна быть «серая» зона, куда не ступает нога ни жены, ни мужа? Какая-то степень свободы друг от друга должна существовать даже между очень близкими людьми? Я считаю, что — да.
Когда два человека, допустим, Лев Николаевич и Сонечка, ощущают впервые, что чувства их взаимны, и решаются соединить свои судьбы, они — два открытых друг перед другом листа. Любовь и мечты о будущем окрыляют их в первые дни и недели, и им кажется, что они абсолютно понимают и принимают друг друга. Яркость эмоций дает силу и уверенность, что так будет всегда.
