П.Б./ В данном случае не так важно, как она мне. Важно, что с вами, пожалуй, согласился бы Лев Николаевич, за вычетом того, что слово «микрокосмос» было не из его лексикона. В дневнике периода самого болезненного расхождения с семьей, в начале 80-х годов, он пишет, что его семья остается для него единым «телом», которое нельзя вот так просто разделить на части. И тут, я думаю, вы абсолютно правы: какой бы конфликтной ни была эта семья, они не мыслили себя друг без друга. Собственно, это и было основой их почти полувековой семейной истории.
К.Б./ Вообще письма в эпоху Софьи Андреевны — это совершенно непонятный сегодня мир. Насколько я понимаю, все писали кому-то каждый день, письма читали по нескольку раз, порой собираясь всеми домашними. Их носили в нагрудных карманах, их переписывали и пересылали. Вот лично для меня это какая-то невероятно красивая история, которая сегодня утеряна, и вместе с ней как будто что-то важное ушло в отношениях между людьми. Иногда в письмах Толстого есть приписки «читать одной» — и такое чувство интимности возникает при чтении этого письма… Или письма, которые Софья Андреевна пишет целый день, с приписками «Утро», «Вечер» — это же настоящий репортаж из дома, который она ведет целый день! Это тоже часть ежедневных забот Софьи Андреевны — писание и чтение писем. Даже не только Льву Николаевичу в разлуке, но и родным. Какую роль отводили письмам в семье Толстых?
П.Б./ Письма тогда играли огромную роль в жизни людей. Не то что сегодня, когда и электронная-то переписка умирает. Современным людям написать длинное письмо, даже в электронном формате, — это сравни подвигу. А тогда писали письма как литературные произведения, с вариантами, черновиками. Да, их читали всей семьей, пересылали родственникам и друзьям.
Роль писем в семье Толстых, и в частности в жизни Софьи Андреевны, была огромна. Это и переписка Софьи Андреевны с мужем, и с родителями, и с сестрой Таней, и с детьми (особенно — с любимым сыном Львом Львовичем). Это целая жизнь, отраженная в письмах.
Вообще, я думаю, что когда-нибудь мы гораздо лучше будем представлять себе «психологию» XIX века, нежели века XX, не говоря уже о XXI.
К.Б./ И это грустно!
«Он был мой дневник»
П.Б./ Но у меня возникает другой вопрос. Вот эта абсолютная открытость в письмах, а еще и в дневниках, которые они в первые годы семейной жизни читали друг у друга, — это правильно, это нормально? Я напомню, что они читали в дневниках друг друга.
