Дневник Толстого, который он начинает писать в Казани в 1847 году восемнадцатилетним юношей, открывается словами о том, что он болен гаонореей и находится в университетской клинике. Болезнь он получил в публичном доме, а в публичный дом его привели старшие братья. Но первый же его визит к проститутке закончился его истерикой со слезами. Если внимательно читать ранний дневник Толстого, то видно, как он реально страдает от своих «грехов». Как ему невыносимо гадко об этом думать.
Это я к тому, что, когда Софья Андреевна писала свои воспоминания, она уже должна была бы это понять, совсем другими глазами взглянуть на молодость Толстого, с которым уже прожила к тому времени сорок с лишним лет, и он ни разу не дал ей повода усомниться в своей исключительной чистоте в этих вопросах. С другой стороны, она к тому времени уже знала историю замужества сестры Толстого — Марии Николаевны Толстой.
Ее муж, Валериан Петрович Толстой, был троюродным братом Льва Николаевича и его сестры Маши. Он был на 17 лет старше Маши; выходя замуж, она была семнадцатилетней девушкой. Она любила своего мужа очень сильно, может, еще и потому, что была некрасива, пошла в мать. Она родила ему пятерых детей и не видела ничего, что происходит в их имении Покровское под Чернью (не путать с подмосковным Покровским, где была дача Берс). А происходило там вот что. Валериан не пропускал ни одной доступной женщины, не разорвал отношения с крепостной крестьянкой, от которой у него были дети, и продолжал с ней сожительствовать. Т. А. Кузминская писала о нем: «Муж Марии Николаевны был невозможен. Он изменял ей даже с домашними кормилицами, горничными и пр. На чердаке в Покровском найдены были скелетца, один-два новорожденных». У вас не стынет кровь в жилах? В итоге Мария все-таки сказала ему: «Я не хочу быть старшей султаншей в вашем гареме» — и ушла от него. Но развода он ей не давал. Они жили раздельно почти 20 лет, оставаясь супругами.
И вот сравнив этих двух Толстых — своего мужа и Валериана, Софья Андреевна могла бы как-то иначе посмотреть на «грехи» Льва Николаевича, на Аксинью и на их внебрачного сына. Другими глазами перечитать его ранний дневник. Она его и перечитала в позднем возрасте. И что? Опять чудовищный взрыв обиды, ревности! Я клянусь вам: за сорок восемь лет их семейной жизни он ей ни разу не изменил. Самое смешное, что в это почему-то никто не верит. Даже филологи, доктора наук, когда я им это говорю, смеются: «Да ладно! Не гони! Конечно, изменял!» Не изменял. Жизнь семьи Толстых была слишком прозрачна. Она описана в дневниках и мемуарах не только самого Толстого и его жены, но и их детей, Татьяны Кузминской, друзей семьи, яснополянских крестьян и других свидетелей. Нигде нет ни одного намека на измену с его или с ее стороны. В этом вопросе давно нужно поставить точку и не заниматься бессмысленными и вредными домыслами.
