— Дай мне, я сильней, — потребовал у матери Витюшка лопату. Рыл до тех пор, пока не набил на руках кровавые мозоли.
А на деревне в это время разводили по дворам колхозную скотину, продолжали раздавать общественное имущество. Плелись по дороге обратно и попавшие в окружение беженцы. Серегины не вернулись. Очевидно, они сумели вовремя уйти к своим за линию фронта. Не возвратился домой и Сергей Беликов. Был разговор в народе, что подался он к партизанам.
В деревне обосновалась немецкая тыловая часть. Танки, самоходные орудия, вначале заполнившие деревенскую улицу, ушли дальше к Москве.
В самых лучших избах поселились офицеры. В остальных разместились солдаты. Все оставшиеся в деревне жители, даже подростки-школьники, переписаны оккупантами. У каждого свой номер.
У Витюшки тридцать пятый.
Отлучаться из деревни без разрешения нельзя — иначе расстрел. К вечеру, как только начнет смеркаться, безвыходно сиди дома. Увидят на улице — застрелят.
— Вот наступила жизнь-то! — тоскует дома Витюшка, невольно прислушиваясь к чужому говору в большой горнице. Там поселился со своим денщиком долговязый, угрюмый майор. Каждое утро, как только мать подоит Зорьку, денщик является с пустой кринкой. Майор очень любит молоко. Это пока спасает Зорьку.
Теплится в каморке за перегородкой перед строгими ликами святых еле живой огонек в красной лампадке. Туда, за перегородку, вместе с иконами переселилась все никак не выздоравливающая бабушка. Чаще, чем обычно, стуча лбом о холодные половицы, бабушка горячо молится и шепчет про себя: «Спаси и помилуй заступник от врагов лютых…»
Рядом в холодной летней горнице ютятся мать с ребятами и дедушка. Ложатся спать теперь рано. А днем Витюшка все же выглядывает на улицу.
Теперь в школьном здании конюшня. Нет ни избы-читальни, ни сельсовета, ни клуба, куда раньше Витюшка с ребятами заглядывал. Ничего не осталось от прежней привычной жизни. Ни-че-го!
Выйдешь лишний раз на улицу, опасливо оглядывайся, не попасть бы кому из гитлеровцев на глаза! Любой солдат может заставить вычистить ему сапоги или сунет в руки ведро — «Вассер!» И погонит за водой.
Не видно и ребят, словно вымерли. Тоже все дома отсиживаются, в четырех стенах, где даже свои шепотом разговаривают.
Прозвенел пожарный набат.
— На сход! — проносится по деревне тревожная весть.
— Я пойду, — срывается с места Витюшка. Надевает стоптанные сапоги, нахлобучивает рваную шапку, на плечи телогрейку.
