Второй раз за эту зиму впряглись в сани мать и сыновья и повезли гроб на кладбище.
Сразу стало в амбаре пусто и тоскливо.
По-прежнему Виктор ходил в школу, тянулся изо всех сил за другими. Были дни, когда опускались руки и хотелось все бросить, не ходить больше в школу. Написать очередной диктант, собрав всю волю, он мог. Но писать, и много, каждый день в школе, держа ручку в зубах и только помогая «руками», порой сил не хватало. Дома снова многочасовая писанина.
А мать думала, глядя на стриженый затылок сына, склонившегося над тетрадью: «Хоть не тоскует, как раньше». В разговоре с соседями порой беспокоилась:
— Ночами за уроками сидит, не ослеп бы. Ведь зрения-то у него меньше половины.
Встречаясь на улице с учителями школы, интересовалась:
— Как мой старший-то? Не отстает? Неужто не хуже других? Даже лучше?!
Как-то остановил ее на улице старичок бухгалтер из леспромхоза:
— Есть такая артель в Волоколамске, где инвалидов ремеслу обучают, а затем и работу дают. Вот и надо тебе определить туда сына.
— Но он же учится в школе.
— Нужно учиться ремеслу, чтобы сам себе кусок хлеба добывал, — строго пояснил бухгалтер.
Шла домой и думала: «А может быть, бухгалтер прав? Учись не учись, руки новые не вырастут». Дома рассказала сыну о своем разговоре.
— А какому ремеслу меня научат?
Мать неопределенно повела плечами. Видела, разговор крайне тягостен старшему. Он и без рук по дому делает больше, чем младший, да и чем иной в его возрасте с руками.
«Пускай пока учится, а то крылья-то опустит и тогда впрямь калека», — мысленно решила она.
В последних числах марта прилетели грачи и почти сразу же за ними скворцы. Весна наступала стремительно, бурно. Побежали ручейки по раздрябшей, почерневшей дороге. Обнажились проталины, зазеленела на возвышенных местах луговина. Растаял снег, и опять оголилась вся в черных язвах и шрамах изувеченная деревня, ставшая снова неприглядной. За зиму, правда, прибавилось построек. Насчитывало теперь Ядрино двадцать четыре дома помимо землянок и времянок, в которых по-прежнему жили люди.
Вместе с весной подходили к концу и занятия в седьмом, выпускном классе Ядринской школы. Старшеклассники радовались: скоро экзамены и лето. Шли у них разговоры, как дальше у каждого сложится жизнь. Гриша мечтал стать трактористом, Володя Макарцев хотел ехать учиться в Москву — там жил у него брат. Саша Птица думал только о военном училище.
А Виктор по своей привычке молчал, не встревал в разговор. Хотя он, может быть, больше чем кто-либо из семиклассников, думал в эти дни, как будет жить дальше.
