Очнулся только утром, обложенный ватой, забинтованный, не зная, что у него уже нет кистей рук, нет глаза, другой тоже поврежден.
На соседних койках лежат раненые, кто разговаривает, кто стонет, кто кричит в забытьи. Пахнет карболкой, йодом, еще чем-то острым, тяжелым.
Рядом, наклонившись к Витюшке, кто-то, сверкая белками глаз, тяжелым простуженным голосом хрипит:
— Обкорнали нас с тобой, браток… Лазаря будем петь.
У соседа тоже обложены ватой и забинтованы руки, а заросшее щетиной лицо с застарелым шрамом, стянувшим щеку, искажено болью, покрыто капельками пота.
— Почему не на смерть… Беспомощный урод до гроба… — Глаза бойца наполняются яростными слезами. Он трясет головой, чтобы смахнуть их.
Ночью, проснувшись, Витюшка пытается натянуть на себя сползающее на пол одеяло и не может. Лежит он пластом. Чуть пошевелится — больно, жжет огнем.
— А ты, браток, зубами, зубами, — учит его бодрствующий сосед. — Кусай зубами. Такая у нас с тобой теперь жизнь.
Через несколько дней на фронтовой санитарной машине из военного госпиталя Витюшку перевезли в Москву в больницу. И поместили в обширную палату, заставленную кроватями с безрукими, безногими, слепыми и полуслепыми такими же, как и он, мальчишками.
Весна уже была в полном разгаре, когда Витюшкин врач, заканчивая осмотр, сообщил:
— Ну-с, молодой человек, можно возвращаться и домой. Завтра и отправим.
Сперва обрадовался. Домой! Увидит своих. Так соскучился! А потом стало страшно. Он уже привык к больнице. Здесь за ним ухаживают. С ложечки поят, кормят… Ночь спал плохо, бредил.
Утром после завтрака нянечка помогла собраться.
— Нужно бы еще полечиться, — беспокоилась она, — да больница переполнена. Много вас, несчастненьких, привозят, девать некуда. Ну ничего, дома окрепнешь.
Снова на фронтовой санитарной машине Витюшку отправили домой. Пока ехали по Москве, с любопытством следил в окошко. Перегороженные стальными «ежами» улицы, мешки с песком и на перекрестках различные укрепления… Долго смотреть в окошко трудно — глаз начинал слезиться.
Возле машины собрался народ, когда санитар, осторожно поддерживая за плечи, вывел Витюшку из машины. И по узкой тропке пошли они к уцелевшему от пожара амбару.
— Привезли, — слышал он голоса. — Живой…
Выбежали навстречу мать, брат Алешка. Приняли у санитара, повели. Спотыкаясь, Витюшка шел, что-то отвечал матери. Лицо у матери в слезах. На плечах знакомый, когда-то прожженный Виктором платок. Курносый Алеша с обильно высыпавшими веснушками на уже загорелых щеках глядит так, словно впервые видит брата.
