Что же до полномочий и статуса судебных органов, говорить о независимой судебной ветви власти в тоталитарном государстве, где фундаментальным принципом являлся принцип единства власти, разумеется, не приходится. Напротив — суды были вторичны по отношению к административным органам, от которых они находились в сильнейшей зависимости. В не меньшей степени каждый суд зависел и от своего местного Совета народных депутатов. Зависимость эта формировалась в том числе и в сфере финансовых вопросов и социальных льгот: ведь советские судьи были одной из самых низкооплачиваемых ветвей юридической профессии. Медицинское обслуживание, квартиры, детские сады, путёвки и прочие льготы были фактором существенно более привлекательным, нежели скудная заработная плата. В совокупности со стабильностью все это делало судейские должности желанными для определенных категорий населения, что, в свою очередь, отразилось на гендерной специфике советского судейского корпуса.
Истинным «Большим Братом» для советских судов и судей была конечно же коммунистическая партия. Подавляющее большинство судей были членами партии или как минимум кандидатами. Карьерные перспективы беспартийного судьи практически равнялись нулю, да и шансы избраться на судейскую должность для человека, не являющегося членом КПСС, были минимальны. Членство в КПСС было столь важным условием для получения статуса судьи потому, что тем формировался основной канал внешнего воздействия на судью и обеспечения его надлежащей управляемости. Все указания и инструкции, поступавшие из партийных органов, были обязательны для судей и подлежали неукоснительному выполнению. Именно тогда сформировался феномен «телефонного права». Обычно инструкции и приказы ретранслировались судье через председателя суда. Но в наиболее срочных и важных случаях инструкции и приказы отдавались напрямую судье посредством телефонного звонка. Но это были звонки рядовые, повседневные. А еще бывали и звонки страшные и способные иметь фатальное значение для карьеры конкретного судьи. Такими звонками провинившиеся судьи вызывались «на ковер» в местные партийные органы. Это был возможный вариант развития событий в случае вынесения судьей оправдательного приговора. Оправдательный приговор при советской власти рассматривался как происшествие чрезвычайного характера, и стандартным последствием такого шага было написание двух объяснительных записок. Одна ложилась на стол председателя соответствующего суда, другая направлялась в партийные органы. В случае, если содержащиеся в записке объяснения признавались неудовлетворительными, судья должен был предоставить их лично.
