Логическим продолжением «указа 7–8» стало принятое спустя несколько дней Постановление ЦИК и Совнаркома СССР «О борьбе со спекуляцией». Во исполнение поставленной в преамбуле «указа 7–8» задачи защиты всех видов общественной собственности от преступных посягательств со стороны «противообщественных элементов» данное постановление ввело непропорционально жестокое наказание за все виды деятельности, которые могли быть квалифицированы как спекуляция (даром, что необходимый для поддержания мощи советского государства принцип аналогии никто и не думал отменять). По сути постановление о борьбе со спекуляцией было еще более явно направлено на борьбу советского государства с собственным голодающим населением. Начало 1930-х годов было временем, когда во всю мощь проявились страшные последствия коллективизации, обернувшейся голодом и массовым обнищанием. Попытка продать на рынке немудреную снедь собственного изготовления с высокой степенью вероятности могла привести к возбуждению уголовного дела, обновительному приговору, по которому в качестве «меры социальной защиты», как правило, полагалось от 5 до 10 лет лишения свободы. Еще одной завуалированной целью данного постановления было выжечь огнем и мечом даже воспоминания о закончившемся чуть более пяти лет назад НЭПе. В жизни страны наступил совершенно новый этап, в котором не было места даже микроскопическим следам новой экономической политики, совсем еще недавно спасшей Советскую Россию от хаоса и экономической катастрофы. И этот новый этап ввел новое понятие ответственности за действия, нарушавшие положения действующего советского законодательства — ответственность коллективную. Теперь, наряду с провинившимся гражданином, признавались виновными и несли ответственность его близкие.
Квинтэссенцией нового подхода стал закон от 8 июня 1934 года «Об уголовной ответственности за измену родине». Лица, осужденные на основании положений этого закона, приговаривались к расстрелу и конфискации имущества. Наличие смягчающих обстоятельств давало шанс рассчитывать на 10 лет лишения свободы с все той же конфискацией имущества. Данный закон не только представлял собой очередной виток ужесточения уголовной репрессии — он всячески поощрял доносительство и стукачество. Отныне военнослужащий, знающий о совершении иным лицом измены Родины или о приготовлении к такому преступлению и не проинформировавший об этом соответствующие органы, подлежал уголовной ответственности, и совершение такого преступления каралось 10 годами лишения свободы. Ответственность распространялась теперь и на членов семьи правонарушителя и в случае, если члены семьи военнослужащего каким-либо образом способствовали совершению измены Родине или просто знали об этом, это каралось тюремным заключением сроком от 5 до 10 лет. Аналогичный срок с конфискацией имущества полагался также и членам семьи военнослужащего, заочно признанного виновным и избежавшего наказания. Положения данного закона вскоре были включены в тексты республиканских уголовных кодексов. А после принятия 30 марта 1935 года Закона СССР «О членах семьи изменников Родины» новая зловещая аббревиатура ЧСИР прочно вошла в советский лексикон. Спустя несколько лет понятию «член семьи изменника Родины» было дано четкое определение в Постановлении Государственного комитета обороны (1942 год): «Членами семьи изменника родины считаются отец, мать, муж, жена, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили совместно с изменником родине или находились на его иждивении к моменту совершения преступления или к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны». Законодательное закрепление расширения пределов ответственности за уголовно наказуемое деяние и трансформации принципа личной ответственности за содеянное в ответственность коллективную происходило параллельно со снижением минимального возраста наступления уголовной ответственности и повышением максимального срока тюремного заключения. В 1935 году возраст уголовной ответственности был снижен с 14до 12 лет, а максимальный срок лишения свободы за наиболее тяжкие государственные преступления (такие, как саботаж и шпионаж) был увеличен до 25 лет (Постановление ЦИК СССР от 2 октября 1937 года). Все эти законодательные нововведения, помимо вышеперечисленного, свидетельствуют также и о полнейшем крахе изначальной марксистской идеи о временном характере права вообще и уголовного права в частности, нужных лишь на период диктатуры пролетариата в качестве оружия классовой борьбы. Советское государство прочувствовало вкус и нужность уголовного права и более не собиралось от него отказываться. Напротив, роль уголовного права как неотъемлемого атрибута советской репрессивной машины постоянно возрастала.
