Расплывчатая дефиниция понятия «измена Родине» оказалась настолько удобна и востребована, что пережила своих авторов и обрела второе рождение в стенах федеральной легислатуры Российской Федерации. Как и многое другое, уголовное законодательство в нашей стране развивается по спирали. Не прошло и 15 лет с момента решительного прорыва в сфере гуманизации постсоветского уголовного права и принятия нового Уголовного кодекса Российской Федерации, как появились явные признаки отступления с занятых позиций. Уже в 2008 году на рассмотрение Государственной думы был внесен законопроект, расширяющий понятия «государственная измена» и «шпионаж», но, судя по информации в СМИ (http://www.sova-center.ru/misuse/news/lawmaking/ 2009/01/di 5156/), был возвращен на доработку президентом Медведевым, который признал наличие риска расширительного толкования понятий «государственная тайна», «государственная измена» и «шпионаж». К концу 2012 года этот риск, видимо, существенно снизился, поскольку принятый той же осенью в третьем чтении законопроект смысловых изменений не претерпел. Итог же был следующий
прежняя формулировка «враждебная деятельность в ущерб внешней безопасности РФ» в новой редакции ст. 275 УК РФ была заменена существенно более широким понятием «деятельность, направленная против безопасности РФ». Очевидно, что законодатель имел в виду не только внешнюю, но и внутреннюю безопасность страны. При этом развернутое определение этого понятия отсутствует;
включение в перечень международных организаций делает его практически безразмерным;
понятие «оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности Российской Федерации», ввиду обтекаемости данной формулировки можно применить почти к любому виду деятельности.
Таким образом, в качестве государственной измены может рассматриваться предоставление практически любых сведений и совершение практически любых действий любым гражданином РФ. И эти применимые к чему угодно гуттаперчевые формулировки вызывают нехорошие ассоциации с ранним советским уголовным правом-этакий принцип аналогии upgraded.
Если сравнить изначальную редакцию УК РСФСР 1926 года с Уголовным кодексом РСФСР 1960 года или же с Основами уголовного законодательства 1958 года, на которых базировался новый УК, налицо не только ряд общих черт. В первую очередь, бросается в глаза существенная разница как в стиле, так и в содержании этих актов. Традиционный понятийно-категориальный аппарат был восстановлен, социологические категории из уголовно-правовой лексики исчезли, принцип аналогии сохранился, но был существенно сужен и перестал быть столь же удобным в эксплуатации, как это было в 1920-1940-е годы. Предусмотренные новым УК составы преступлений обрели четкие очертания, где объективная сторона каждого состава была детально определена с использованием традиционных для уголовного права терминов «объект преступления» и «субъект преступления». Новый кодекс существенно сузил пределы судейского усмотрения в сфере определения вида и степени жесткости наказания. Исчез и принцип обратной силы: ст. 6 установила, что, закон, криминализующий деяние либо усиливающий наказание, не может иметь обратную силу. Безусловно, все эти изменения носили ярко выраженный позитивный характер, но это был прогресс от ужасного к очень плохому. Новый УК, хоть и был несопоставимо лучше своего предшественника, никак не мог претендовать на соответствие демократическим стандартам в сфере уголовного законодательства. Ряд специфических советских принципов, закрепленных в УК РСФСР 1926 года, сохранились и в новом кодексе. В первую очередь, речь идет о приоритете интересов государства над интересами отдельной личности. Особенная часть УК 1960 также начиналась с главы, посвященной особо опасным преступлениям, направленным против советского государства и основ советского строя. К ним относились такие составы, как измена родине, шпионаж, бандитизм, призывы к совершению преступлений против государства, участие в антисоветской организации и т. п. Достаточно масштабно в кодексе были представлены и иные противоправные деяния, типичные для антидемократических политических режимов с социалистической экономикой и криминализованные ещё на заре существования Советской России: нарушение правил о валютных операциях, клевета, оскорбление. Составы, предусматривавшие ответственность за бродяжничество, попрошайничество, мужеложство, предоставляли широкий спектр возможностей уголовного преследования тех, что был «не такой, как все». Многие из этих преступлений были декриминализованы в ходе российской реформы уголовного права в середине 1990-х годов — некоторые, правда, лишь временно.
