Мне было четырнадцать. С незначительными успехами я отращивал волосы, пробовал писать рифмованные тексты, удачно и не очень мастурбировать, въедливо подмечая маломальское изменение в физиологии несуразного, резко вытянувшегося тела — так сказать, неторопливые осмысленные шажки в слегка пугающем отрочестве. За день до начала лагерной смены купили с матерью пару футболок рокерской тематики, арафатку и желанные красные конверсы. Гарантия их подлинности невелика, но воодушевлённый обновками, в автобусе до точки назначения я пил «Миринду» вприкуску с жареным арахисом, не догадываясь, что через неделю эмоции от обладания священными кедами покажутся пресной жвачкой на фоне фатальных событий, танком протаранивших мой сахарный мелкодонный мирок.
Лагерь открылся примерно таким, как представлялся: корпуса, сравнимые со школой, скудные четырёхместные комнаты, спортивные эстафеты, викторины, квесты. Ранний подъём, ранний отбой, варёные яйца с кашей и какао на завтрак, неудобные душевые кабины и, по стандарту, вечерние дискачи с неумелыми медляками. Несколько дней я держался напряжённо. Потратить три недели каникул на существование по жёсткому регламенту — чего уж тут радужного? Не хватало утренних бутеров с колбасой и расплавленным сыром, ванны, компа, личного пространства. С чуваками из отряда поладил, но в свободные часы уединялся в комнате послушать музыку или без энтузиазма побренчать на гитаре, пока остальные в лучших шмотках стекались в парадное фойе смотреть на танцующих девочек. Меня это не прельщало (так принципиально хотелось думать), поэтому по приезду я драматично мнил себя отрешённым изгоем. Самодостаточной одиночкой, не ведущейся за ригидным стадом. Этакий бархатистый лотос среди липкой трясины. Льстил себе. Льстил, капризничал и комплексовал, нацепив маску недотроги.
Ситуация стала меняться день на третий с новости о пресловутом конкурсе талантов, куда, не спрашивая согласия, меня вписали в колонку участников.
— Ксюша Малькова поёт, — пояснила плоскогрудая вожатая, стриженная под Твигги, — так что выберите несложную песню, и начнём репетировать.
Ксюша Малькова была из числа тех дотошных, пуритански воспитанных отличниц, с которыми невольно чувствуешь себя ничтожной омежкой. Номер с ней, казалось, заведомо обречён на провал, да и я не славился опытом выступлений. Чего уж, играл-то меньше года. Сказалось, однако, тщеславное желание выебнуться с гитарой на сцене, дабы продемонстрировать наконец непризнанный музыкальный талант. Когда после ужина на выходе из душной столовки, пропитанной запахом варёной свёклы, меня догнала Ксюша с вопросом: «Ну что, участвуем?», я покорно кивнул, спросив, что она может спеть.
