Но, однако, это действительно меня не касается. Совершенно.
Пройдя вёрст десять мы с Булькой, усталые но довольные, вернулись в Дом Роз. У ворот стояла бричка Альтшуллера. После того, как и Чехов, и девочка Надя исцелились, Исаак Наумович стал нарасхват, и ему пришлось обзавестись собственным выездом. Парой гнедых.
И в гостиной они меня ждали. Не гнедые, а Исаак Наумович и его пациент. Альтшуллер мог заходить ко мне запросто, Мустафа это знал и всегда раскрывал перед ним двери.
— Вот, Петр Александрович, господин Рабушинский попросил свидания с вами, и я взял на себя смелость пригласить его сюда.
Господин Рабушинский был нездоров. Очень нездоров. На вид не лучше Чехова в его самый сложный период.
— Как вы желаете получить от меня деньги? — сразу перешел к сути он.
— Вы делаете безусловное невозвращаемое пожертвование. Один миллион — товариществу «Электрификация Ялты» и сто тысяч — детской санатории «Надежда». Как только это будет выполнено, мы начнём лечение.
— Какие у меня гарантии?
— Никаких, — пожал плечами я. — Я беру деньги не за результат, а за работу. Не навязываюсь.
— Но на что я могу надеяться?
— На выздоровление. Месяц вы проведете здесь, в лечебном флигеле. Под наблюдением доктора Альтшуллера. И выйдете здоровым. Дальнейшее будет зависеть только от вас.
— Что — дальнейшее?
— Всё — дальнейшее.
И Рабушинский согласился.
Все соглашаются.
8 июля 1904 года, четверг
Ялта
Этот город — один из самых спокойных городов России. Нет крупной промышленности — нет и пролетариата, поставщика отчаянных головушек, которым нечего терять. Много зажиточных горожан, возле которых кормятся мастеровые, прачки, кухарки, дворники, садовники, чернорабочие — много кто кормится. Из местных. Местные пришлых голодранцев не любят — те хлеб отбивают. За пришлыми следят, и чуть что заметят, доносят полиции. Полиция же с ними не церемонится: рядом царская резиденция, тут сволочи не место. Так и говорит полиция, прямо, грубо, без экивоков: сволочи не место! Играет значение и обособленность Ялты. Город не проходной двор вроде Москвы или Нижнего, сюда и попасть непросто, и сбежать нелегко.
Нет, здесь не ангельское место. Встречаются незаконопослушные люди, но всё больше по мелочи: карманники, шулеры, контрабандисты. А душегубов мало, чтобы заядлых — так и вовсе нет. Ну, сосед соседа иногда зарежет то ли из ревности, то ли просто сдуру — так сам и бежит в часть, вяжите меня, люди добрые. А чтобы с умыслом, из корысти, или вовсе по злодейской натуре — это редко. И потому ялтинцы гуляют по улицам без опаски даже ночью. Не заходя, понятно, в слободки Старого Города. Да и нечего ночью делать в слободках Старого Города. Там и днём порядочному человеку делать нечего, в слободках. Нет, не убьют, не ограбят, даже бока не намнут, но ведь грубость, бескультурье, теснота, бедность — зачем порядочному человеку это видеть? Порядочный человек должен вокруг себя видеть только красивое: красивые дома, красивые лица, красивую одежду. В таком окружении и сам становишься лучше. Вежливым, обходительным, предупредительным. Прежде, говорят, вообще благодать была, двери не запирали, а сегодня праздная публика манит шантрапу из России. А что будет дальше, лет через десять — пятнадцать?
