Сестра оказалась непохожей на Эву. У Эвы было круглое, широкое лицо. Только длинные черные волосы и умные глаза смягчали грубоватость ее черт. У сестры же, хрупкой блондинки, бледное продолговатое, почти прозрачное лицо освещалось испуганными голубыми глазами.
Как только я позвонил ей по телефону, она тотчас же сообщила в полицию об исчезновении Эвы и все еще ждала ответа и поэтому не выходила из дому. Она очень обрадовалась, что пришел человек, которому можно излить душу. Пригласила меня в кухню, где чистила картошку, и сразу же заговорила:
— И как только ей не стыдно так волновать нас! Неужто не могла хоть записку оставить? Да, вот такая она всегда, скрытная, думает только о себе. Муж верно говорит — за любую букашку сердцем болеет, а до родных ей и дела нет. И это правда, во всяком случае что касается нас. С мамой дело другое. Впрочем, я понимаю Эву, мой муж говорит только об орхидеях и об окладах инженеров в других странах. А я нигде не училась, вышла замуж в семнадцать лет и занимаюсь только хозяйством. Толковать с Эвой о чем-нибудь важном я не могу. Но разве хорошо, что она нисколько о нас не думает? А иной раз и неученый человек может дать дельный совет. Она все страшно преувеличивает, например значение религии. Ты словно католичка, сказала я ей как-то, они тоже слишком большое значение придают религии. Так было раньше, когда она целиком отдавалась своей вере, а теперь, когда она заинтересовалась новыми взглядами, так только ими и занята. Моему мужу, должна вам признаться, было не по душе, что она носит на пальто крестик, а теперь, когда она увлеклась политикой, его это еще больше раздражает. Но она умеет относиться к нему с юморком, он ведь хочет ей добра, и она это понимает… Как же она могла так поступить! Представить себе не могу! А вы как думаете, что с ней могло приключиться? Может, она сбежала в Западный Берлин? Вроде бы и причин у нее нет, но ведь это часто делают без разумных причин. Там живет друг ее юности.
Она говорила так много, конечно, от страха. Чтобы чего-нибудь не упустить, я внимательно слушал, уж очень быстро слетали с ее тонких бледных губ слова.
— Если мы не получим никаких известий, — сказал я, — я сегодня же поеду туда. Вы, конечно, дадите мне его адрес?
— Конечно! — воскликнула сестра. — Ведь цепляешься за каждую крупицу надежды. Но я болтаю и болтаю, — добавила она робко и вопросительно, — а может, вам больше, чем мне, известно о ее исчезновении?
