— Да, больше, — признался я, — и расскажу вам все, хотя мне и нелегко это.
— Правду говоря, господин Рандольф, я думаю, что это связано с вами. Эва иной раз говорила о вас, да и я ведь не слепая. А матери, мне так кажется, Эва рассказывала больше. Мама уверена, что вы виноваты в том, что Эва так переменилась в последнее время, перестала ходить в церковь, ну и прочее. А мама в Эве души не чает. Эва была так тверда в вере и так привязана к дому и к старым временам. Мне кажется, мама не так религиозна, как Эва. Она считает, что ходить в церковь — это хороший тон, а мама соблюдает хороший тон, он сохраняет прежние нравы, по крайней мере внешне. Поэтому мама настроена против всех, кто может оторвать Эву от религии. Сама-то Эва, верно, мало ей рассказывала, но мама умеет выпытать из нее решительно все.
Мне все больше нравилась простота, с которой эта женщина говорила о серьезных вещах. Она нисколько не походила на дочь фабриканта, а скорее уж на одну из женщин моего дома, и так как она не скрывала своих мыслей, то и я рассказал о наших отношениях с Эвой. Она перестала чистить картошку, уронила руки на коле-ни я сидела, не сводя с меня глаз.
— Бедная Эва, — сказала она наконец. — Как мало я о ней знала!
Я опасался, что после моей исповеди она возненавидит меня, и обрадовался, увидев, что, наоборот, завоевал ее доверие.
— Нам всем надо помочь Эве, как только она вернется, — закончил я.
— Верно, — согласилась сестра. — Даже думать страшно как одинока она была среди всех, кто ее любит.
Она снова принялась чистить картошку. Муж должен скоро прийти, пояснила она. Я спросил, не могу ли ей помочь, и она, смущенно улыбаясь, пододвинула ко мне кочан капусты, прося разрезать его.
— Я все время жду, не звякнет ли ее ключ в замке, — опять заговорила сестра. — Хорошо, если вы сразу с ней поговорите. Ведь все еще может обойтись. Признаться, я никак не могу до конца понять Эву. У меня тоже не все было гладко. Когда мне пришлось выйти за моего мужа, я тоже думала, что этого не перенесу. Он служил на нашем заводе, и считалось, что, когда мама уже не в силах будет управлять производством, завод перейдет к нему. Но я поборола себя и теперь довольна, он опять много зарабатывает и относится ко мне хорошо. Правда, я уравновешенней Эвы, а тогда я была моложе и ничего другого не знала. Да и времена были другие. Счастье, убеждения и собственная воля не ценились так высоко.
Она рассказывала хорошо и без сантиментов. Я слушал ее и постепенно успокаивался. Она часто употребляла необычные, детские обороты речи, и я невольно смеялся. Она тоже смеялась, забывая на минуту, что болтает так много, чтобы заглушить в себе страх.
