— Вертер, нам надо начинать строить мельницу, — сказал я. Мне хотелось пройти на веранду. Он не ответил.
— Если вдруг кто умеет хорошо строить мельницы, нужно этим пользоваться, — продолжал я. — Глупо, если не пользуешься. А кто много знает про мельницы, он тут же становится главный. — Я говорил тихо, потому что его мать прислушивалась. Вертер спросил ее, можно ли нам пройти на веранду и приступить к работе.
— Нельзя, — отрезала она. — Не надо мне там никаких стружек и всякой пачкотни: от всего этого хлама, который вы тащите в дом.
— Ты вот как выйдешь из кухни, мы, наверно, все равно начнем мельницу строить, — сказал Вертер.
— Да? — спросила он. — Тогда придется опять тебя наказать, как Адама. И твоего миленького дружочка тоже.
Вертер сначала было хмыкнул, но затем уставился в пол. Его мать подошла ко мне и громко сказала:
— Элмер, — (меня удивило, что она сразу запомнила мое имя,) — это такие бандиты: просто настоящие разбойники.
Она схватила с каминной полки кусок грязного белого картона — по всей вероятности, незаполненный листок старого отрывного календаря, — перевернула его и, подойдя к окну, принялась расшифровывать записанный чернилами текст.
— Я тогда, лет пять назад, время от времени записывала, что они делали, — сказала она. Затем стала читать вслух: — «Я на кухне, и слышу, что Вертер в саду. Да-да. Он там с Мартой. Он на качелях. Когда он на качелях, Марта тоже хочет на качели, а пока она на качелях, он опять хочет на качели. Что за издевательство!» Мы тогда жили на Таюндорп Остзаан, — заметила она в сторону. — Ты там бывал?
— Нет, не бывал, но я знаю, где это, — сказал я осторожно.
Она принялась читать дальше:
— «Повсюду лежит снег, так что развлечений хоть отбавляй. Гадкие забияки. Вертер сильнее, поскольку в основном влетает Марте. Она проигрывает. Я стою в кухне и слышу, и вижу все это, хотя они думают, что я ничего не вижу и не слышу. А я все вижу. Хотя они думают, что я не вижу, чертенята этакие».
У нее, видимо, было плохое зрение, потому что она поднесла картон близко к глазам. Быстро пробежав текст, она продолжала:
— «Вот и лето. Все растет и цветет. Вертер ушел с Мартой в бассейн. Вчера в спальне они плавали без воды. Ему подарили новые плавки, синие. И уж как он горд!»
Здесь, похоже, текст заканчивался. Повисло молчание. Вертер смотрел в окно. Его мать положила картон на место, чуть постояла недвижно и внезапно сказала, глядя в стол:
— Мне было забавно это писать. Это удобно, потом ведь можно всегда перечитать.
