Я сам себе жена | страница 8
На объявление откликнулись несколько соискателей. Дядюшка сделал выбор и, разумеется, ошибся.
После свадьбы мои родители поселились на верхнем этаже дядюшкиного дома. Это был очень несчастливый брак, потому что мой отец имел натуру хлыста и был жестоким милитаристом. Уже через полгода мать захотела развестись с ним. За это отец едва не убил ее.
Разыгралась отвратительная сцена: мама не отваживалась сказать отцу в лицо о своем желании развестись, она опасалась, как оказалось — справедливо, еще больших жестокостей. Поэтому 2 ноября 1927 года дядюшка написал моему отцу письмо, в котором вежливо, но определенно сообщал, что моя мать намерена развестись с ним, поэтому он должен освободить дом.
Когда вечером, придя со службы, отец прочитал письмо, а мама в это время предусмотрительно осталась в комнатах дядюшки, он пришел в ярость. Ругаясь, сбежал он вниз, бросил письмо к дядюшкиным ногам и тут же умчался обратно, так грохнув дверью, что разбилось стекло витража. Через несколько мгновений он вновь прогрохотал вниз по лестнице, на этот раз — с револьвером в руке. Мама стояла в кухне, он заорал: «Желаешь развестись? Так я пристрелю тебя!» Трудно поверить, но он действительно прицелился в нее, и не окажись рядом дядюшки, который оттолкнул руку отца, я бы, наверно, так и не появился на свет. Та пуля еще и сегодня сидит в потолке моего родного дома.
* * *
Уже малышом я воспринимал своего отца как чудовище, хотя и не понимал еще, как жестоко он обходился с матерью. Но и маленький ребенок уже кое-что понимает. Я вспоминаю, как однажды он устроил мне страшную порку из-за какой-то мелочи и при этом орал как на плацу. Я плакал, но он лишь усиливал побои и рычал: «Мальчики не плачут!» Таким был мой отец, Макс Берфельде.
Он родился в 1888 году во Франкфурте-на-Одере в семье старшего рыбака, как раз через сто лет после неудачного брака нашего предка с дочкой рыбака, и принадлежал к лоссовской ветви нашего рода. Во время Первой мировой войны он последовал примеру благородной, зоммерфельдской, ветви семейства, к которой принадлежал и мой дальний родственник дядя Ханс-Гeopг Беерфельде, — и стал солдатом. После окончания войны он служил в уважаемой фирме, химическом синдикате. В 1930 году там произошел случай, который продемонстрировал холерическую натуру моего отца. Он повздорил с одним из своих сослуживцев, чрезвычайно дружелюбным человеком — так, во всяком случае, его характеризовала мама, — схватил его за плечи и пробил им стекло огромного окна в здании фирмы. Часть рамы вывалилась и разбилась вдребезги на тротуаре. Замазка не могла удержать верхнюю часть рамы, она соскользнула вниз и прижала несчастного. Контора фирмы находилась на четвертом этаже, а человек оказался на три четверти за окном. Подоспели пожарные, они растянули внизу брезент. Другие в это время пытались освободить зажатого человeкa. Наконец, это им удалось. Отец был строго предупрежден и переведен в другой отдел.