И моим выходом стал среди прочего тестостерон. Гормон в этом процессе — ни в коем случае не самоцель, а союзник, который помогает изобретать себе новое место для жизни. Так я постепенно вышел из рамок полового различия. Дел ЛаГрейс Волкано[11] говорит, что быть трансчеловеком — это быть нарочно интерсекс. Именно это и произошло. По мере того как тестостерон работал над моим телом и лицом, моим голосом и мышцами, сохранять административную идентичность женщины становилось всё труднее. Здесь начались проблемы с пересечением границ. Мы живем погруженными в политическую сеть полового различия, и я здесь имею в виду не только административные вопросы, но и целый ряд микроскопических проявлений власти, которые воздействуют на наше тело и моделируют наше поведение. Когда я понял, что покинуть режим полового различия означает покинуть сферу человеческого и войти в пространство субальтерности, насилия и контроля, я поступил так, как в свое время Галилей, когда он отрекся от своих гелиоцентрических гипотез — сделал всё необходимое, чтобы иметь возможность жить как можно лучше, и потребовал себе место в режиме бинарного гендера.
Мне был приписан при рождении женский пол, и я жил в качестве якобы свободной женщины, но я начал рыть подкоп, согласился на ярмо определения себя как транссексуала, а следовательно, согласился и на то, чтобы мое тело и моя психика считались патологическими согласно тем знаниям, которые вы проповедуете и отстаиваете. Однако позвольте мне сказать, что в этом состоянии кажущегося подчинения я тем не менее нашел больше свободы, чем было у меня в качестве якобы свободной женщины в технопатриархальном обществе начала XXI века, если под свободой понимать возможность выйти, увидеть горизонт, строить некий проект, возможность ощутить, хотя бы на краткий миг, радикальную общность всех форм жизни, всей энергии, всей материи вне иерархических таксономий, изобретенных человеческой историей. Если режим полового различия можно представить как семиотехническую и когнитивную сеть, которая ограничивает наше восприятие и то, как мы чувствуем и любим, то путь транссексуальности, каким бы извилистым и неровным он ни казался, позволил мне познать жизнь и восприятие вне этих границ.
И как ни парадоксально, в моем случае туннель к выходу проходил через строгое и академическое изучение тех самых языков, которые ранее сковывали мое тело и мою субъективность. Как профессор из «Бумажного дома»
