Однако же мне совершенно не хотелось становиться таким же мужчиной, как все другие. Их жестокость и политическое высокомерие нисколько не прельщали меня. У меня не было ни малейшего желания становиться тем, что дети белой буржуазии называют «быть нормальными» или «здоровыми». Я хотел просто выхода — неважно какого. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, ускользнуть от пародии полового различия чтобы меня не поймали, не заставили поднять руки вверх, не загнали на границах этой таксономии. Так я начал принимать тестостерон — в кругу друзей, которые тоже искали выход. Так «женская доля», как вы ее называете, в мгновение ока покинула меня, вылетела из меня вверх тормашками, и я оказался так далеко, как никогда не мог и вообразить. Повторю: я искал выход.
Боюсь, что вы неправильно поймете, что я понимаю под словом «выход». Я употребляю его в первоначальном и прямом смысле. Я умышленно не говорю о свободе и предпочитаю говорить о поиске выхода из режима полового различия, что не означает мгновенного обретения свободы. Лично я не знал свободы ни в детстве во франкистской Испании, ни позднее, когда был лесбиянкой в Нью-Йорке, не знаю я ее и сейчас, будучи, как говорят, трансмужчиной.
Ни тогда, ни сейчас я не требовал, чтобы мне «дали» свободу. Те, у кого есть власть, постоянно обещают свободу, но как могут они дать угнетенным то, чего сами никогда не знали? Парадокс: тот, кто связывает, такой же узник, как и тот, чьи движения стесняют наложенные веревки. Это относится и к вам, уважаемые психоаналитики, великие эксперты по развязыванию пут и особенно по связыванию с подсознательным, великие любители обещать здоровье и свободу. Никто не может тебе дать то, чего у него нет и чего он сам никогда не знал. Однако же «мужчины» и «женщины» любят обманывать себя сказкой про сексуальное «освобождение», ведь свобода — одна из тех ценностей, которые больше всего любят рекламировать, поэтому подделка под нее особенно сильно банализирована именно в сфере гендеров и сексуальности. Реформистский феминизм сегодня в моде, поэтому всё больше мужчин и особенно женщин решительно объявляют себя феминистками и феминистами, подчеркивая при этом принципиальный для них факт, что женщины должны оставаться женщинами, а мужчины — мужчинами. Но о какой природе они говорят? Когда «мужчина» берет на себя небольшую часть домашнего труда, они также радостно говорят о прогрессе на пути к равенству полов и освобождению женщин. Глядя на это освобождение, я так хохочу, что моя грудная клетка сотрясается, как барабан, на котором танцует сороконожка. Гендерная и сексуальная свобода — это не перераспределение прав на насилие и не принятие угнетения в стильной обертке. Свобода — это подкоп, который роют голыми руками. Свобода — это выход. Свобода — как это новое имя, которым вы меня сейчас называете, или это слегка небритое лицо, которое вы видите перед собой — это то, что мы изготавливаем сами.
