Вопреки утверждениям гетеропатриархальных и колониальных психоанализа и психиатрии, в детстве у меня не было желания быть «мужчиной», которое могло бы легитимировать или оправдать мой переход. Если бы я упорно цеплялся за «свои истоки», если бы я следовал только воспоминаниям детства, ограниченным рамками воспитания, наказания и страха, я не смог бы сделать то, чего я добился. Чтобы иметь возможность мутировать, я дал себе два закона, и они были сильнее всех правил, которые хотело мне внушить патриархальное и колониальное общество. Первый закон, который я считал самоочевидным на протяжении всего моего перехода, — отбросить панический страх быть ненормальным, посеянный в моем детском сердце. Этот страх было необходимо вычислить, изолировать и вырвать с корнем из памяти. Второй закон, соблюдать который было несколько сложнее, заключался в том, чтобы удерживать себя от всяких упрощений. Перестать предполагать, как вы это делаете, что я знаю, кто такие мужчины и кто такие женщины, гомосексуальные и гетеросексуальные люди. Высвободить свое мышление из-за этих решеток и экспериментировать, пытаться воспринимать, чувствовать, называть вне ограничений полового различия.
Сегодня я ясно вижу: если бы я не был безразличен к упорядоченному и якобы счастливому миру нормы, если бы я не был изгнан из моей собственной семьи, если бы я не предпочел свое уродство вашей нормальной гетеросексуальности, свое сексуальное отклонение — вашему сексуальному здоровью, я никогда не смог бы сбежать… или, точнее, деколонизировать, дезидентифицировать, дебинаризовать себя. Выйдя из клетки полового различия, я столкнулся с исключением и социальным отвержением, но ничто из этого не было бы так гибельно и мучительно, как уничтожение моей жизненной силы, которого потребовало бы принятие нормы. В самом деле, я стал тем, чем стал, возможно, как раз благодаря тому подпитываемому книгами безразличию к психическому здоровью, которое сложилось у меня с юношеских лет, в том испанском городе, где мое будущее, казалось, было предначертано самим Богом, а затем переведено на множество языков врачами и психоаналитиками.
Моя жизнь вне режима полового различия намного прекраснее, чем всё, что вы могли бы пообещать мне в награду за подчинение норме. И если посреди этого туннеля, ведущего к выходу, я принял новое ярмо мужского имени, то лишь для того, чтобы яснее показать софизм, лежащий в основе всех гендерных идентификаций. Кроме того, это ярмо дало мне некоторые преимущества, которые я принимаю время от времени, как стакан воды посреди политической пустыни. Те, кто не знает о моем трансгендерном статусе, предоставляют мне те прерогативы и выказывают то почтение, которые полагаются в патриархальном и колониальном обществе белым мужчинам. Конечно, я мог бы пользоваться этими глупыми одолжениями, но для этого мне нужно было бы — невозможная задача! — потерять память.
