Я монстр, кто говорит с вами. Отчет для академии психоанализа | страница 11
Первое, чему я научился как трансчеловек, — это ходить по улице, когда на тебя смотрят так, как будто ты мужчина. Я научился смотреть прямо перед собой и вверх, не отводя глаза в сторону или вниз. Я научился встречаться взглядом с другими мужчинами, не опуская глаз и не улыбаясь. Но самое важное, что я понял, — что в качестве так называемого мужчины и так называемого белого в патриархально-колониальном обществе я впервые получаю доступ к привилегии универсальности. К анонимному, безмятежному месту, где тебя просто оставляют в покое. Я никогда не чувствовал себя универсальной. Мне довелось быть женщиной, лесбиянкой, мигранткой. Мой опыт был опытом инаковости, а не универсальности. Если бы я отказался публично утверждать себя как трансчеловека и согласился быть признанным как мужчина, я мог бы раз и навсегда сбросить бремя идентичности.
Но почему же вы уверены, дорогие бинарные друзья, что идентичность есть только у субальтернов? Почему вы уверены, что идентичностью обладают только мусульмане, пидоры, лесбиянки и трансы, жители окраин, мигранты и Черные? А у вас, нормальных, гегемонных, белых буржуазных психоаналитиков, бинарных, колониальных патриархов, идентичности нет? Самая закоснелая и негибкая идентичность из всех — это ваша невидимая идентичность. Ваша республиканская универсальность. Ваша легкая и анонимная идентичность — это привилегия сексуальной, расовой и гендерной нормы. Идентичность либо есть у всех нас, либо ее вообще не существует. Все мы занимаем разные места в сложной сети отношений власти. Быть отмеченным идентичностью — значит просто-напросто не иметь власти назвать свою идентитарную позицию универсальной. В психоаналитических рассказах, которые вы обсуждаете, нет универсальности. Все эти мифически-психологические истории, которые Фрейд пересказал, а Лакан возвел в ранг науки, — лишь локальные истории европейского патриархально-колониального разума, которые позволяют легитимировать позицию белого отца, пока еще господствующую над всеми прочими телами. Психоанализ — это этноцентризм, не признающий свою политическую локализованную позицию. И я говорю это не для того, чтобы склониться перед этнопсихиатрией — ее гипотезы так же патриархально-колониальны и ничем не отличаются от психоанализа в вопросах натурализации полового различия.
Так как нормативные психоанализ и психология придают смысл процессам субъективации в соответствии с режимом полового различия, бинарного и гетеросексуального гендера, любая негетеросексуальная сексуальность, любой процесс гендерного перехода и небинарная гендерная идентификация вызывают лавину диагнозов. Одна из основных стратегий психоаналитического дискурса — искать признаки болезни во внутриутробном или младенческом периоде развития гомосексуального, «транссексуального» или небинарного человека, выяснять у него, какая травма спровоцировала инверсию. Некоторые из вас скажут, что, став «трансом», я отказался от своей истинной женской природы. Другие — что во мне уже была мужская природа (которую они опишут в генетических, эндокринологических или психологических категориях), которая искала выражения. Третьи сочтут, что это скрытые желания моих родителей (которых всегда воображают бинарной и гетеросексуальной парой, по возможности белой) в конце концов материализовались, сделав меня тем, кто я есть сейчас. Ерунда. Я вовсе не то, что вы воображаете. Даже я сам не знаю, кто я. Узнать, кто есть кто, не проще, чем определить точное положение электрона в ускорителе частиц.