Воспоминания о моей прежней жизни как женщины не только не стерлись — они живы в моей памяти; так что, вопреки тому, во что верят и что проповедуют медицина и психиатрия, я не перестал полностью быть Беатрис и не стал только Полем. Мое живое тело — не скажу «мое бессознательное» или «мое сознание» — именно мое живое тело, всеохватывающее в своей постоянной изменчивости и множественных преобразованиях, подобно греческому городу, в котором сосуществуют с различными уровнями энергии современные трансздания, лесбийская архитектура постмодерна и прекрасные дома в стиле ар-деко, но еще и старые сельские постройки, под фундаментами которых всё еще лежат классические животные или растительные руины, минеральные и химические основания, которые редко кто захочет увидеть. Следы, которые прошлая жизнь оставила в моей памяти, со временем всё больше усложняются и сливаются воедино, образуя сгустки живой силы, так что невозможно сказать, что еще шесть лет назад я была просто женщиной, а потом стала просто мужчиной. Мое нынешнее состояние монстра больше мне по душе, чем состояние мужчины или женщины, потому что оно как шаг в пустоту, нащупывающий путь к другому миру. Я говорю сейчас о живом теле не как об анатомическом объекте, а как о том, что я называю «соматека» — живом политическом архиве. Как Фрейд говорил о психическом аппарате, который обширнее разума, так же сегодня необходимо сформулировать новое понятие соматического аппарата, охватывающее исторические и экстернализированные модальности тела, опосредованные цифровыми или фармакологическими, биохимическими или протетическими технологиями. Соматека переживает мутацию.
Монстр — это тот, кто живет в процессе перехода. Тот, чье лицо, тело и практики пока еще не могут быть признаны настоящими в режиме детерминированного знания и власти.
Совершать гендерный переход — значит изобретать механическое взаимодействие с гормоном или с другим живым кодом — таким кодом может быть язык, музыка, форма, растение, животное или другое живое существо. Совершать гендерный переход — значит устанавливать перекрестную коммуникацию с гормоном, который стирает или, лучше сказать, затемняет то, что вы называете женским фенотипом, и делает возможным пробуждение иной генеалогии. Это пробуждение — революция. Это молекулярное восстание. Посягательство на власть гетеропатриархального Я, идентичности и имени. Это процесс деколонизации тела.
Именно эта возможная революция, присущая любому процессу перехода, пугает нормативную психологию и психоанализ, и они спешат нейтрализовать ее мощь. В господствующем медицинском и психологическом дискурсе транстело — это колония.
