Митин живот пропел длинную ворчливую ноту – он тоже считал, что пора. Не без сожаления Митя выбрался из ванной. С одеждой тоже расстаралась Одарка: отчистить вывалянные в листве сюртук и брюки ей удалось лучше, чем бывшему лакею из стражников. Разорванную по шву сорочку она забрала в починку, здесь была свежая, одолженная кем-то из любезных хозяев. Митя взялся за сорочку и невольно поморщился: чего и ожидать от провинции. Вздохнул и принялся вывязывать шейный платок, полностью закрывая пройму жилета. Такую манеру он видал у герцога Мекленбургского-Стрелицкого, но это не утешало.
– Точно приказчик, перекупивший у вороватого лакея ношеный барский сюртук от Иды Лидваль. – Он заправил манжеты сорочки под рукава, вместо того чтобы щегольски выпустить наружу. – А под сюртуком серая дерюжная рубаха прячется.
Заколол платок обычной своей булавкой с серпом на навершии, оправил волосы перед зеркалом, опробовал на лице несколько выражений: меланхоличной усталости, аристократического пренебрежения, снисходительной любезности. Для деревни сойдет.
– Ой, панычу, який же вы гарнесенький! Мов лялечка! – шумно всплеснула руками караулившая его Одарка. – Так бы и зацилувала вас усього!
– Не нужно, – на всякий случай отстранился Митя. Хотя было приятно: настоящий столичный стиль впечатлил даже это наивное дитя природы.
– Тилькы дюже худенький! Оно и зрозумило: що там у вас в столицах за еда? – У нее снова жалостливо задрожали черные брови. – Ничого, поживете у нас годок-другой – откормим. Я и кухарке казала, щоб расстаралася, зранку вже и порося кололи – визжав, мов скаженный! Ось вы спробуете…
Что именно – визжать? У Мити снова испортилось настроение: он не хотел оставаться тут на год, а тем более на два, и не хотел, чтоб его откармливали, как того несчастного поросенка.
– Ось сюды, по лестничке, та и наверх, там вже уси собрались, лише вас чекають! – Одарка затопала по темному коридору, заставляя Митю следовать за ней. – А я уж, прощенья просим, побижу до кухарки, бо столько ж гостей, що у-у-у! – Она изобразила неуклюжий реверанс и умчалась, гремя шариками ярких деревянных бус на груди.
«У господ Шабельских дурно воспитана прислуга», – вспоминая неслышно появляющихся и исчезающих горничных бабушки-княгини, удовлетворенно подумал Митя. Он предполагал, что тут будет ужасно, и тут ужасно, и это правильно, потому что все именно так, как он предполагал.
Она говорила про гостей? Понятно, все окрестные помещики примчались к Шабельским – столичные визитеры наверняка редкость в их скучной провинциальной жизни. Митя начал подниматься по лестнице: на отца надежды никакой, честь столицы перед провинциалами придется отстаивать в одиночку. Каким себя показать: безупречным воплощением светского тона? Отчаянным прожигателем жизни, повидавшим все и вся?
