Мои годы в Царьграде. 1919−1920−1921: Дневник художника | страница 26



На каждом шагу манят меня: богатство хлеба, плодов, рахат-лукум. Что же, рассматриваю их как прекрасные натюрморты. Уже третью ночь ночую в еврейском приюте!

Кахрие-Джами

9 декабря

После долгих поисков наконец удалось добраться до Кахрие-Джами. Она на другом конце света. Сегодня я обежал город во всех направлениях.

После дождя день обрёл перламутровый цвет. Покинув [Галатский] мост, я перешёл на пристань Золотого Рога: здесь – беспрерывное кишение людей. Обременённые тяжестями, караваны носильщиков вытягиваются бесконечной очередью. Что за одежды! Сквозь пахучие рынки и лабиринт кривых улочек я вышел на улицу.


Двор мечети Баязида II. Кон. XIX – нач. XX в.


Огромная площадь [Беязид], обведённая стенами. Перед воротами охрана. В центре площади башня, совсем как наш Иван Великий в Москве>49. Издалека видны одинокие фигуры в фесках. Прохожу мимо другой площади. У подножия здоровенного платана европейский цветник. С высоты какого-то минарета разносится пение муэдзина. Звуки молодого голоса, разогретые святым призывом, дрожат над землёй в протяжном, медленном и грустноватом пении.

В центре высокий портал с кружевными сталактитами, маленький двор, выложенный плитами, широкие крытые лоджии на колоннах из порфира и зелёного мрамора. В центре фонтан. У слабых струй воды наклонившиеся старцы. За застеклёнными лоджиями на звериных шкурах сидят турки, величественные и равнодушные, в белых тюрбанах>50.

На тимпанах, словно грозди цветов, нежно-голубые фаянсы из Персии. Поднимаю тяжёлую завесу: в полутьме на светло-красном ковре правоверные, будто погружённые в отупение, простираются длинными рядами. Контральтовый голос имама отражается эхом и разносится поразительными тонами.

Идя сожжённой местностью, поросшей травой, схожу в долину. Удалённый квартал. На большой площади базар с певучим гомоном. Маленькие деревянные домики. Облокотившись на забор, рисую украдкой. Подходит полицейский (на его каракулевой шапке красная опояска). Думал, что будет меня допрашивать. Он посмотрел на меня и ушёл, не говоря ни слова.

Я ошибся в направлении. Залезаю снова на холм. Вдруг показывается необычной белизны мечеть: два минарета из слоновой кости, удлинённые и тонкие, простираются очень высоко в небо над скоплением маленьких и больших куполов.

Это святое место Стамбула. Вокруг царит особая тишина. Начинаю рисовать. Собирается детвора: девочки в синих буфастых штанах, мальчики в фесках, красных как маки, насаженных набекрень на чубы. Они шепчут, трясясь от холода: