Через некоторое время он встал и, оглядев партизан, выжидательно смотревших на своего командира, спросил:
— Ну что ж, товарищи, ударим по ним, как сумеем?
— Ударим! — единодушно поддержали его товарищи.
В это время гитлеровцы уже вовсю бесчинствовали в Закопчье. Они согнали в центр села полураздетых стариков и детей, избивали их и, угрожая расстрелом, допытывались о нахождении партизан. Их искали повсюду — на чердаках, в сараях и подвалах, даже в дымоходах. Больше всего фашистов интересовал Франтишек Немчак.
Каратели вначале обрадовались, захватив Алойзо Немчака, так как приняли его за Франтишека. После первого допроса, убедившись в своей ошибке, они бросили его, избитого до полусмерти, в тот же подвал.
Когда Алойзо пришел в себя, вокруг было темно и холодно. Юношу душили слезы, но не от боли или страха, а от ненависти к врагам и сознания своего бессилия. Было обидно, что он так мало сделал для борьбы против фашистов, и так глупо попался в их руки.
Со двора доносились тяжелые шаги кованых сапог. Юноша с трудом поднялся и стал ощупывать стены. Вдруг послышался скрежет, и сквозь приоткрытую дверь в погреб проник слабый свет.
— Выходи! — крикнул появившийся в двери гитлеровец.
Алойзо молчал. Тогда немец, ругаясь, спустился вниз и выволок его за шиворот. Наверху стоял, посвистывая, еще один солдат. Алойзо повели на допрос, и все повторилось сначала. Ему задавали те же вопросы, так же бесчеловечно пытали, а когда он терял сознание, обливали ледяной водой и продолжали пытки.
Вскоре фашистам, видимо, надоело возиться с упрямым юношей. Придя в сознание, Алойзо увидел возле себя одного часового. Это был низкорослый, короткошеий человек с маленьким, как кулачок, лицом. Он смотрел в окно мутными, бессмысленными глазами из-под белесых бровей и, казалось, не обращал на юношу никакого внимания. Вот бы вцепиться в эту ненавистную глотку с противной гусиной кожей! Но хватит ли сил?
Алойзо поднялся и сел на табуретку против окна. Яркий дневной свет ослепил его. А что если убежать через окно?
Вдруг на дворе, возле курятника, послышалась какая-то возня. Что-то стукнуло, и оттуда, отчаянно кудахча, вылетели куры. Часовой вздрогнул, выбежал из комнаты и пустил по курятнику автоматную очередь. Там что-то испуганно запрыгало, застучало, и из дверей огненно-рыжей молнией метнулась лиса. Часовой плюнул, потом расхохотался и, вытерев вспотевший от страха лоб, вернулся в комнату. Но она уже была пуста.
