говорила мне:
– Надо отметить конец любви так же, как отмечают смерть в Новом Орлеане. С песнями, смехом, танцами и обильными возлияниями. Как и саму жизнь, любовь нельзя положить в банк. Ее надо потратить. А позднее она залечивается.
Подчас легкая грусть ласкала меня своим крылом, особенно с наступлением сумерек. Зато ночи были богаты лицами и безоглядными клятвами.
Именно в «Эскинаде» я познакомился с застенчивым немецким туристом. Восхищенный проделками нашей банды, он готов был заложить душу дьяволу, лишь бы быть в нее принятым. Его звали Гюнтер Закс фон Опель.
Думаю, он бы упал в обморок, если бы узнал, что через десять лет, день в день, станет третьим мужем Брижит Бардо.
Куда подевалась Брижит? Чем была занята?
Каждую неделю я отправлялся в Ниццу, чтобы поработать с монтажницей мадам Викторией Спири-Меркантон, которую все звали Тото. Эта замечательная, русская по происхождению, женщина прославилась тем, что добилась перехода во Франции на негорючую пленку. После пожара, во время которого она потеряла сгоревшего заживо режиссера, часть волос и любимое манто, всполошившееся ее воплями – а когда она орала, это было слышно далеко – правительство было вынуждено принять меры безопасности в монтажных. «Понимаешь, – говорила она со своим сильным славянским прононсом, – я добивалась лишь того, чтобы иметь право курить „голуазы“ во время работы».
Ее боялись все режиссеры, и тем не менее стремились заполучить на фильм, ибо без гениев всегда трудно обходиться. Когда она сидела перед мовиолой, все подчинялось ее воле. Узнав, что в ее лапы попал новичок-дебютант, даже завистники стали выражать мне сочувствие. И ошиблись. Между нами (а Тото была старше меня на 15 лет) любовь возникла с первого взгляда. Мы отчаянно ругались, причем она не выбирала выражений. И любили, понимали друг друга. Все остальное не имело значения.
Именно от Тото я узнал новости о Брижит.
– Она приезжала со своим актером, чтобы посмотреть смонтированный материал, – сказала Тото.
– Ты ей что-нибудь показала?
– Я сказала: «Получи разрешение режиссера».
– Как она выглядела?
– Я спросила, как ей живется с новой игрушкой, она ответила, что безумно счастлива, и расплакалась.
– Она всегда плачет, это не имеет значения.
– Это значит, что она любит тебя. В доказательство, какая она дура, спросила, где ты живешь в Сен-Тропе. Я наорала на нее и сказала, чтобы она оставила тебя в покое, что ты найдешь себе кого-нибудь получше ее. Она меня чмокнула и бросилась к машине, в которой ее актер уже минут сорок жал на клаксон.
