Борхонок пьет чай. Выпил третью чашку и вдруг спрашивает у ребятишек:
— Ну, ребята, кто из вас станет улигершином?
— Доржи!
— Доржи!
Доржи чувствует, как у него пылают уши и щеки. Спрятаться бы куда-нибудь… Разве он сумеет рассказывать улигеры так, как этот старик?
Борхонок смотрит на мальчика добрыми стариковскими глазами.
— Ты любишь улигеры? — спрашивает он. — Но ведь все, кажется, любят их. Чтобы стать улигершином, этого мало. Мало и запоминать улигеры, повторять слышанное. Эхо вон повторяет каждый звук, а что в нем толку?
Старик обнял мальчика за плечи.
— Есть улигеры — как араки[12]… Они туманят голову. Если человек поверит в них, он пойдет по плохой дороге… А есть, — лицо у старика просветлело, голос зазвучал молодо, — есть улигеры, разгоняющие грусть, очищающие душу. Они зажигают в людях огонь смелости, дают им силу… Они дороги сердцу каждого честного бурята.
Эти слова мудрого старика, как золотые зерна, запали в душу маленького Доржи.
Собралось еще больше народу. Борхонок отодвинул чашку и начал новый сказ.
Время бежит незаметно. Кончается одна сказка, начинается другая. Вот уже и вечер… Послышалось густое требовательное мычанье. Это возвращается с пастбища скот Мархансая Жарбаева — самого богатого человека в улусе Ичетуй. Черные одномастные коровы огибают подножие Сарабды, широкой лавиной растекаются по степи. Облако густой пыли все ближе и ближе… Среди мычащих, дерущихся друг с другом быков и коров Мархансая суетятся мальчишки и женщины — улусные бедняки разыскивают своих коровенок, затерявшихся в чужом стаде. Проскакал на коне Мархансая его батрак, подросток Гунгар, отделяет от стада дойных коров хозяина. Слышны голоса женщин, сзывающих детей. Где-то лают собаки, плачет ребенок.
Близок закат. Солнце покрасило золотом перистые облака. Небо еще не остыло от дневного зноя. Но вот со стороны заходящего солнца подул ветерок. В розовых красках заката и ветерок кажется розоватым. Он принес горький дым кизяка, запах гнилых шкур и конского пота. Борхонок с удивлением огляделся.
— Кажется, уже вечер.
Он устало отложил в сторону хур.
— На сегодня хватит.
Доржи только сейчас почувствовал, что проголодался. Домой он пошел вместе со своими дружками.
— Почему ты не сделаешь себе хур? — спросил Доржи Затагархан.
— Некогда. Мама болеет. Как ей станет лучше, обязательно смастерю.
— Смастерить-то можно, а кто играть будет? — сказал Эрдэни.
— Был бы хур, а кому бренчать на нем — найдется…
