И он снова погрузился в сон или полусон, и раненый сказал ему, что если станет невмоготу, то выбросится из окна, но не дастся живым в руки, но он не поверил, решил, что тот ляпнул это просто так, в приступе боли, а теперь представил себе, как тот летит в пустоту, в квадратный пролет лестницы, под изумленными взглядами детишек, которые ждали, чтоб кто-нибудь помог им спуститься во двор… Он чуть было не закричал, но в это время кто-то вошел в корчму с ребенком на руках и прошел на кухню, откуда послышался испуганный и сердитый голос женщины: «Ой, горе ты мое, да он же замерз весь… Как бревно, Вот так два года назад замерз Костика, сын Станы, вдовушки, что живет за бензоскладом. Скоренько разотри его снегом, чтоб кровь ожила… Идти с ребенком в дорогу в такую погоду?! Сучка, а не мать!»
Его трясли за плечо, неужели опять заснул? Перед ним стоял веснушчатый паренек и протягивал ему счет. В блокноте под столбиком цифр — стихи: «После супа с потрохами с вами бог и радость с вами!»
— Это я написал специально для вас.
— Почему тот обозвал тебя «Искариотом»?
— Иуда, дескать. Веду счет долгам на радость хозяину… Но он хороший человек, ей-богу!..
— Он у вас завсегдатай?
— Обедает у нас… Иногда заходит и вечером, после девяти… А почему спрашиваете?
— Вы ему даете в долг?
— Ему?.. Да… У него есть кредит… Хозяин его хорошо знает, они вместе служили в армии.
И в тот же миг в двери корчмы шумно ввалились опереточные артисты, с которыми он ехал ночью в поезде. Пол загудел от их топота. Любопытствуя узнать, в чем дело, из задних дверей выглянула мадам Янка, здоровенная бабища в клубах кухонного пара.
— Боже мой, честь какая, люди добрые! Ты чего стоишь? Убирай скорей со стола, чего пялишься, как дурак!
— Мы, уважаемая мадам, артисты музыкального театра, — певучим тоном вымолвил тенор, который напевал в поезде.
— Ишь ты! — искренне удивилась мадам Янку. — А у нас только суп с потрохами! Но он как раз полезен для голоса!
Певица громко шепнула на ухо тенору:
— Спроси, есть ли у них сливянка.
— Есть, есть, как не быть! А ты чего глаза пялишь! Тащи быстро бутылку!
Профессиональная улыбка сползла с лица тенора, и он, с отвращением поглядывая вокруг, кисло сказал:
— Ну и дыра!..
Молоденькая актриса поддержала его:
— Хуже этого тридцать третьего года я не помню…
А другая, с усталым, но еще красивым лицом, видно, бывшая примадонна, добавила:
— Черт бы их побрал с вьюгой вместе! Дорогой мой, это кошмар — давать спектакль для дюжины перепуганных зрителей! Ка-та-стро-фа!
