— Яйцо, говоришь? Куриное яичко?.. Фэнуцэ, сбегай-ка домой, принеси тарелку!
Мальчик вскоре вернулся, прижимая к груди фаянсовую тарелку. Машинист взял ее и протянул знакомому стрелочнику:
— Будешь держать между буферами. Если при сцепке я ее раздавлю, съем осколки!
Все направились к вагонам, стоявшим на запасном пути. Фане Грэдяну отогнал свой паровоз на полкилометра, перевел его на нужную колею, дал два свистка и поехал обратно.
Один из машинистов поднял крюк первого вагона. Стрелочник отер пот со лба, взял тарелку за самый край и прижал ее донышком к буферу. Паровоз быстро приближался. Когда он был шагах в двадцати, кто-то прошептал:
— Да он правда спятил! Будет теперь осколки глотать…
Раздался скрежет тормозов, шипение пара. Дрожа от волнения, Фэнуцэ сорвал с головы шапку и принялся сигналить — так, как это делал Илие-стрелочник. Стало тихо-тихо, лишь чуть слышно дребезжала тарелка в руке железнодорожника.
В пяти шагах от вагона стальная махина скользила уже едва заметно, словно тень. В следующее мгновение снова послышался скрежет тормозов. Колеса, казалось, приросли к рельсам… Буфер уперся в тарелку, дребезжание прекратилось, и человек, стоявший между буферами, «дал сцепку». В тот же миг Фане Грэдяну рванул весь состав. Тарелка выскользнула цела-целехонька, и стрелочник подхватил ее на лету. Окажись на месте тарелки яйцо, и скорлупа бы не треснула.
Фэнуцэ на радостях подбросил в воздух свою шапчонку.
В паровозном оконце показался ликующий Фане Грэдяну. Фома Неверный пристыженно потупился, все остальные оживленно загалдели.
Когда тезки остались вдвоем, Фэнуцэ сказал:
— Я тоже буду машинистом, дядя Фане!
— А когда, тезка?
— Завтра, дядя Фане!
— И будешь крошить камни кулаком?
— Кулаком, дядя Фане!
— И две большие мамалыги съедать за один присест?
— За один, дядя Фане!
— И вагоны будешь так сцеплять?
— И вагоны, дядя Фане!
— Это хорошо, Фэнуцэ, сынок, быть тебе машинистом… А поди-ка ты сюда, поглядим, не трус ли ты.
Машинист подхватил Фэнуцэ под мышки и подбросил высоко вверх. Мальчику показалось, что горы затеяли в небе хоровод. Сердце сжалось в комочек и выпорхнуло из груди. Но Фэнуцэ даже не пикнул.
— Ну что, тезка, полетал?
— Полетал, тезка!
— И не испугался?
— Не-а!
— Хочешь еще раз?
— Хочу… только завтра, дядя Фане!
Однажды Фане Грэдяну взял Фэнуцэ на паровоз и, как обычно, открыл топку, чтобы дать тезке полюбоваться на бушующее в чугунном чреве пламя, а затем достал стопку каких-то листов и сунул их мальчишке за пазуху:
