— Рупию на счастье за мешок рыбы! — воскликнул американец.
И тут все начали хохотать как сумасшедшие. Американец хохотал, расстегнув пояс, чтобы не задохнуться.
«Да, — думал он, — рупию за мешок рыбы! Это смешно. Вот он, настоящий Восток, непонятный и таинственный. Здесь можно делать дела!»
Машина набирала полную скорость. Впереди была темнота, прорезаемая светом фар.
Как печальны пакистанские деревни! Какое-то безмолвие тягостного труда висит над ними. Кажется, что здесь труженик земли навсегда склонен над своим полем и ни” что не радует его: ни прекрасные деревья по краям поля, ни бирюзовое небо над его головой, ни пенье бесчисленных птиц, ни даже урожай, собранный его руками.
Вы не услышите веселого голоса, не то что песни! Вы не услышите оживленного разговора, не увидите улыбки на лице... Как будто обет молчания дали эти тихие, красивые люди, которые с таким удивлением смотрят на вас, как на выходца из другого мира.
Вы попали в другой, далекий век, в котором автомобиль кажется измышлением дьявола, колдовством, пугающим человека.
А бык, идущий по дороге, тяжело переступая с ноги на ногу — это средоточие забот, это нечто особенно дорогое. Он несет на своей могучей шее столько пестрых лент, столько наговорных ниток с бирюзой, костяшек, ракушек, — это амулеты. Он убран цветами. Амулеты, висящие на его шее, — против дурного глаза, против плохой воды, против укуса кобры, против диких зверей, против вора, против всех болезней, против злых духов...
Он кормилец. Он первый работник. Он идол крестьянской жизни. Эта крестьянская жизнь похожа на картинку из учебника о средневековье. На пригорке, прикрытый тенью ореховой рощи, виден дом. Это жилище земиндора — помещика. Дом стоит высоко. С его балкона можно окинуть взглядом поля, принадлежащие помещику.
Сбоку, забравшись в кустарник, притаился домик управляющего. Он ближе к полям, и из него видно, кто как работает на поле. А в стороне от полей, ближе к дороге, глиняные хижины крестьян. И среди них маленькая саманная халупа с одним окном. Здесь живет сельский староста, который ближе всех к крестьянам и который беспощадно следит за исполнением всех работ.
Помещик может одеваться по-европейски, может ездить в коляске, может вообще только наведываться в свое поместье. Управляющий может иметь дело со старостами и не опускаться до разговора с простыми крестьянами. Староста знает, что, если он будет снисходителен к подчиненным, он сам перейдет из своей саманной постройки в глиняное логово, станет бесправным, лишится всех своих привилегий и милости помещика.
