Англичане и американцы орали изо всех сил, смешливые крестьяне отпускали разные шутки по их адресу, машины ревели. Со стороны можно было подумать, что на мосту идет рукопашный бой, столько людей столпилось вокруг осла. Один он смотрел невозмутимо на всю эту суматоху.
Тогда четверо широкоплечих грузчиков подошли к нему, плюнули на руки, присели, каждый взял ослиную ногу в руку. Они приподняли осла и отнесли его в сторону. Они несли его, как несут памятник, до мостовых перил, к которым и прислонили его.
Машины сдвинулись с места. Путь был свободен. И когда осел увидел, что «додж» с его обидчиком исчез среди других машин, он вздохнул, насупился, повертел ушами и пошел дальше, оглядываясь изредка на то место, где он нарушил только что правила движения на мосту через быструю и светлую реку Рави.
Американский консул в Лахоре в день, когда открылась конференция прогрессивных писателей Пакистана, послал одного из своих агентов послушать, что будут говорить на этой конференции.
Хотя у этого агента было много разных имен, мы будем называть его Махбуб, как называл его хозяин. Так вот Махбуб пришел с конференции и, чинно оглаживая бороду, смиренно доложил, что выступающие писатели ругают американских и английских поджигателей новой войны.
— Не может быть! — воскликнул консул. — Как они смеют? Может быть, ты не так понял...
— Уши господина слышали то, что я сказал, и я был бы рад усладить его слух радостным сообщением, но если идешь в дом неверия и мятежа, что можно принести оттуда, кроме мрака и горечи...
Он хотел распространяться дальше, но консул резко прервал его и спросил:
— Ты можешь устроить так, чтобы я видел этих людей, а они меня нет?
— Могу, — отвечал, подумав, Махбуб. — Там рядом есть отдельное помещение, откуда вы увидите все, что происходит.
Консул, как всякий американец на Востоке, считал себя чуть ли не полубогом, а всех восточных людей — существами низшей расы. Он стоял и жадно вглядывался в президиум, в ораторов, выступавших перед микрофоном, в народ, переполнявший зал. Он видел людей всех возрастов, от молодых поэтов до седобородых писателей. Он видел женщин — иные из них чуть прикрывали лица, иные из них, в европейском платье, сидели с открытыми лицами и писали в записных книжках. Пестрое зрелище представляли собравшиеся, так как на конференцию съехались делегаты со всех концов большой страны и каждый отличался и цветом и покроем одежды.
