Я пригляделся к его лицу, но так и не вспомнил.
— Вашей младшей сестры?
— Саёко, — произнес он. — Кажется, вы вместе учились в старших классах.
И тут мне в глаза бросилось пятнышко томатного соуса на его кремовом свитере. Мужчина выглядел вполне опрятно, отчего пятно это и показалось мне таким неуместным. Вдруг меня осенило: это ведь тот сонный парень в темно-синем свитере с отвисшим круглым воротником и хлебными крошками на груди. Такие привычки и склонности со временем не отмирают.
— Вспомнил! — сказал я. — Вы брат Саёко. Мы виделись как-то раз у вас дома.
— Да, ты еще прочел мне тогда «Зубчатые колеса» Акутагавы.
Я рассмеялся.
— Однако как в такой толпе вам удалось меня узнать? Мы же встречались всего однажды, да и то давно.
— Не знаю, но я помню в лицо всех, с кем когда-либо виделся. У меня с детства отличная память на лица. Да и ты с тех пор почти не изменился.
— А вот вы изменились очень сильно, — сказал я. — Совсем другой человек.
— Много воды утекло, — улыбнувшись, ответил он. — Как тебе известно, одно время мне было очень непросто.
— А как поживает Саёко? — поинтересовался я.
Он как-то беспокойно отвел в сторону взгляд и размеренно и глубоко вздохнул, словно измерял плотность окружающего воздуха.
— Разговаривать в толпе на дороге как-то не хочется. Может, куда-нибудь зайдем? Если не торопишься, — произнес он. Я ответил, что срочных дел у меня нет.
— Саёко больше нет, — тихо произнес он. Мы сидели за пластмассовым столиком первой подвернувшейся кофейни.
— Больше нет?
— Умерла. Три года назад.
Я буквально онемел. Как будто язык во рту, разбухая, становится больше и больше, и я попытался было сглотнуть накопившуюся слюну, но толком так и не смог.
В последний раз мы с нею виделись, когда ей исполнилось двадцать. Получив накануне водительские права, она усадила меня в «тоёту-краун-хардтоп» (отцовскую) и повезла на самую вершину горы Рокко. Водила она еще неуверенно, но за рулем все равно казалась мне очень счастливой. Из радиоприемника, конечно же, лилась мелодия «Битлз», это я хорошо помню. «Hello Goodbye»: «Ты говоришь прощай, я говорю привет!» Если помните, их музыка окружала нас повсюду — ею, как обоями, было оклеено все.
У меня в голове не укладывалось, что она умерла, стала прахом, что нигде в этом мире ее больше нет. Какая-то нелепость.
— Умерла? Как? — спросил я этим своим пересохшим голосом.
— Покончила с собой, — ответил он, словно бы тщательно подбирая слова. — В двадцать шесть вышла замуж за коллегу по страховой компании, родила двоих детей, а потом свела счеты с жизнью. Ей было тридцать два.
