Я кивнул.
— Значит, тебе интересно с Саёко? — еще раз спросил старший брат моей подруги.
Я кивнул.
— Интересно.
— А что интересно?
— В ней много неизвестного, — ответил я. По-моему, весьма правдиво.
— Да, — задумчиво произнес он, — так и есть. Пожалуй, ты прав. Она моя родная сестра, у нас общие гены, с рождения мы живем под одной крышей, а я по сей день многого в ней не понимаю. Что у таких, как она, внутри? Хорошо, если ты за меня это поймешь. Хотя наверняка внутри у нее кое-что лучше оставить как есть и даже не пытаться вникать.
С кофейной кружкой в руке старший брат моей подруги поднялся с кресла.
— Ладно, желаю удачи, — сказал он и, помахав мне свободной рукой, вышел из комнаты.
— Спасибо! — крикнул я ему вслед.
Стрелки часов перевалили половину первого, но домой так никто и не вернулся, поэтому я обулся в прихожей и вышел из дома. Миновал сосновую рощу, на станции сел в подошедшую электричку и вернулся домой. Осенний день был удивительно тих.
В третьем часу мне позвонила подруга.
— Мы же договаривались на следующее воскресенье! — сказала она.
Я вовсе не был в этом уверен, но раз она это утверждала, наверное, так и было. Выходит, я сам напутал по невнимательности и поехал встречаться с ней на неделю раньше. Пришлось кротко извиниться.
Только я решил не рассказывать, что беседовал с ее старшим братом, пока дожидался ее — хотя беседой это вряд ли можно назвать: я только слушал его монолог. Мне показалось, что лучше и не упоминать, как я читал ему вслух «Зубчатые колеса», как он поведал мне о своем недуге. К тому же у меня было некое предчувствие, что брат подруге и не рассказывал о том, что теряет память. А раз так, то с чего бы мне?
Со старшим братом моей подруги мы свиделись еще раз лет восемнадцать спустя, где-то в середине октября. Мне уже исполнилось тридцать пять, и мы с женой жили в Токио. Окончив местный университет, я обосновался в столице, ушел с головой в работу и в Кобэ почти не ездил.
Как-то под вечер я поднимался на Сибуе по склону — шел забрать из ремонта ручные часы. Шагал себе, о чем-то рассеянно думая, — как вдруг меня окликнул со спины мужчина, с которым мы разминулись.
— Простите, — сказал он. По интонации сразу стало понятно — человек из Кансая. Я обернулся: мужчина незнакомый, с виду чуть постарше меня и немного выше ростом. На нем был серый пиджак из плотного твида, кремовый кашемировый свитер с круглым вырезом и коричневые брюки. Коротко стриженный, крепко сложенный, как спортсмен, загорелый (похоже, на поле для гольфа). Черты лица грубоваты, но в целом человек вполне симпатичный — и явно безбедный. Пожалуй, и воспитан хорошо. — Не помню вас по имени, но это не вы когда-то ухаживали за моей младшей сестрой? — спросил он.
