Но зверь не уходил от дворца. Скрёб когтями под кроватью и пугал кукол Церны.
Когда ты шла в костёл, он крался следом, а внутри украдкой наблюдал за слезами твоей молитвы, и его призрак клубился в терновом венце распятого.
Зверь преследовал и служанку. Срывал с неё платок, вцеплялся зубами в подол. Лез носом в корзину, скулил, рыл когтями песок, будто копал могилу, когда Саломея проходила мимо.
Для защиты старая служанка поставила на пороге треснутое зеркало. Чёрт не боится никого, кроме собственного отражения. Как только увидит в треснутом зеркале своё рыло, с испугу трижды перекувырнётся и так побежит к своей бабушке, что все ноги переломает.
* * *
Это случилось в мае. Ровно через месяц, после того как я подкинул тебе Церну, дочь Церны. Воздух был розов от цветов сирени и полон дразнящих запахов. На трёх берёзах у ворот яснее проступили лунные пятна. Ветерок качался на упругих ветвях, увешанных зелёными бусами.
Зверь впервые проник во дворец и сразу же — в твой покой. Двери сами распахнулись перед ним. Он вошёл, учтивый, элегантный и нарядный, как манекен.
— Позвольте представиться: Ганс Оберман. Почту за честь с вами познакомиться.
Он стянул белые перчатки, подошёл ближе, щёлкнул каблуками, склонился, и его тонкие губы прилипли к твоим дрожащим пальцам.
Это было первое оскорбление, первое пятно на твоей чистой коже. Но ещё сильнее тебя оскорбил блеск его сапог, чёрных, как полированная крышка пианино. «Сапоги растоптали музыку», — мелькнула у тебя в голове мысль. И музыка с Церной стали одним целым.
Офицер Ганс Оберман не удовлетворился первой победой. Он подошёл к открытому пианино и провёл пальцем по клавишам, словно мышь по ним пробежала:
— Фройляйн Янина Шпинак, — он снова провёл по клавишам в обратном направлении, — я слышал, вы не замужем, а быть одной в военное время и тоскливо, и весьма опасно. Я готов скрашивать ваше одиночество и защищать вас.
— Не фройляйн, а фрау, и не Янина Шпинак, а Янина Галинская, — ответила ты. — Видимо, вас неверно информировали. Я уже мать, у меня двухмесячная дочурка, дай ей Бог здоровья. И спасибо за готовность меня защищать, но Господь защищает все Свои создания.
— Для меня новость, что у вас есть ребёнок, — насторожился Ганс Оберман. — Ваш супруг дома?
— Нет. Уже полгода, как от него нет вестей. Это вы, немцы, отобрали его у меня. Я слышала, он в каком-то лагере.
— Фрау Янина, вам известно, в чём провинился ваш муж?
— Только в одном: он был и остался польским патриотом.
