Когда мы подошли ко дворцу в Закрете, на высоком берегу Вилии, вечер уже висел на трёх берёзах у ворот, запутавшись в ветвях. Ты пригласила меня войти. Не зажигая света, легко села за пианино, и в тишине зазвучала шопеновская прелюдия.
— Я беру с собой свои непонятные чувства и странствую по его музыке. А когда возвращаюсь из путешествия, со мной остаётся аромат райских трав.
Теперь дорога привела меня к тебе, к твоему старому дворцу из обожжённого красного кирпича.
Три берёзы у ворот безвольно склонились, как трое скованных цепями королей в заржавевших коронах.
Ты опять сидела за пианино, и твои благородные пальцы молились над клавишами.
Я вынул из рюкзака спящую девочку и положил тебе на колени.
Ты всё прочитала по моему лицу. Твои распущенные волосы едва не доставали до пола. На лбу сверкала серебряная диадема с алым рубином посредине. Казалось, молния играет с испуганным дождём.
Прости мне этот грех, Янина, в тот великий миг я оказался к тебе несправедлив. Или я, или кто-то внутри меня, хотя это одно и то же. Неожиданно кольнула чёрная мысль: а вдруг ты потом об этом пожалеешь…
— Янина, запомни, мать ребёнка звали Церной, — проворчал я тогда. И сразу сбежал.
Да, сбежал, не попрощавшись, как преступник от своей совести.
* * *
Попытаюсь напомнить тебе, что ты пережила потом. И хотя ты рассказала мне почти всё, а некоторые подробности того, как год спустя я опять пришёл к тебе во дворец, я сам дорисовал и добавил, всё-таки теперь, когда я пишу это письмо, мне кажется, что пчёлы с того света жужжат у меня в мозгу, что это рассказывают они, пчёлы, а не я. Они оставили мне в наследство красный мак твоей памяти:
Дочка Церны проснулась у тебя на коленях, и её плач сплёлся с шопеновской прелюдией, которая ещё висела в воздухе. А за окном уже сопел зверь. Хриплый вой вперемешку с человечьим смехом вырывался из его пасти. Ты спустила шторы, закрыла на засов дубовую дверь, выкупала и накормила ребёнка, помолилась и уснула, прижав девочку к груди.
А зверь бодрствовал, как смерть. Его глаза сверкали сквозь дверную щель. Он перепрыгивал через крышу, свистел в печную трубу, и ночной ледок крошился под его хищными лапами.
Зверь был повсюду — тут и там в один и тот же миг.
Наутро ты встала воодушевлённая и полная решимости. Служанке Саломее ты сказала, что родила от возлюбленного и его мать вчера привезла тебе ребёнка. Саломея любила тебя больше жизни, ведь она была твоей кормилицей, качала твою колыбель. Ты рано осиротела. Твой отец, помещик Кароль Шпинак, погиб во время охоты на зубров в Беловежской пуще. Его ближайший друг, некто по имени Котла, чья роль на охоте была более чем подозрительной, сразу после этого бежал с твоей матерью в Италию. Оттуда она присылала тебе деньги, а Саломея тебя растила. Дочку Церны ты назвала Церной, и вы с Саломеей взяли её под свою защиту.
